– Уже нет. И все же, почему с нас взяли подписку о неразглашении? Почему сведения о фрагрантах засекречены?

– А что будет, если о них узнают? – спросил в ответ Мозжухин. – Вы можете такое представить?

Я представил, и мне стало страшно. Во всяком случае, страшно за Женьку. Покоя ей больше не было бы никогда.

– Жуть, – сказал я. – Им не позавидуешь.

– Вот именно. Честно говоря, подлизы должны быть благодарны нам за то, что мы охраняем тайну их существования. Но дождаться от них благодарности… Эх!.. – Мозжухин досадливо махнул рукой. – Ладно, Дмитрий Андреевич, давайте закругляться. Надеюсь, мы друг друга поняли.

– Я тоже надеюсь, – сказал я.

* * *

Как только троица ментов покинула отделение, я сразу же помчался в изолятор. И обнаружил, что он пуст. Сунул руку под обмоченный матрас, потом приподнял его. Телефона не было. Обыскал весь изолятор, прочесал на четвереньках пол – бесполезно.

– Где Минкус? – проорал я, врываясь в ординаторскую. – Куда делся?!

– В окно выпрыгнул, – съязвил хирург Колобков. – Болеть ему надоело.

– Где он, спрашиваю?!

– В реанимации он, где еще ему быть.

– Когда успели перевести?

– Полчаса назад.

– Так эпикриза же не было!

– Я написал. Ждать, пока ты с милицией беседуешь, времени не было. Он бы загнулся, а нам это надо? Пусть дает дуба там, где положено.

Мне следовало немедленно мчаться в реанимацию и искать телефон там, но я не успел. Прибежала медсестра Валя.

– Дмитрий Андреевич! Срочно во вторую операционную! Очень срочно!

– Что там еще?

– Сергей Иванович зовет! Там проблемы, пациент сильно закровил.

– Какой пациент?

– Семецкий.

Господи, вечные проблемы с этим Семецким! Все у него не как у людей: то ректоскопию не вовремя сделают, то упадет на ровном месте, то таблетки не те слопает, старый маразматик. Теперь вот закровил. Восемьдесят лет ему, сто раз уже умирал, да все никак не помрет до конца. Просто Кощей Бессмертный какой-то.

Ладно, пошел я в операционную. Провозились мы с Лебедевым три с половиной часа, вытаскивали Семецкого с того света. Не вытащили. Только поставили дренажи, только вышли из живота и вздохнули с облегчением, как произошла остановка сердца и упорхнула душа деда на небеса. Говоря честно, давно пора. Сколько можно умирать и воскресать, пора и честь знать.

А дальше бегом на следующую операцию. И еще на одну… Так и проработал я до шести вечера. И про женин телефон вспомнил только дома. Можно, конечно, было вернуться на работу и сходить в реанимацию, но сил не осталось совершенно.

А в квартире моей побывали. Достаточно деликатно побывали, не грубо, но все же следы присутствия чужаков остались: сдвинутые предметы, не тот порядок бумаг на столе.

Свиньи! Кто это? Чистильщики, конечно – кто же еще?

Вот тебе и честные методы работы: в дом вломились без ордера, не потрудились, чтобы замести следы своего пребывания. Сплошное свинство.

Я попытался включить женин компьютер, он не работал. Я отвинтил боковую панель и заглянул внутрь. Винчестеров не было – ни одного из трех.

Винчестеры могла вынуть сама Женя, даже при спешке – для нее это дело одной минуты. Но почему крышка привинчена обратно? Женька никогда этого не делала – как и у многих профессиональных сетевиков, комп ее всегда выглядел полуразобранным.

Ладно… Будем надеяться, что чистильщики не смогут взломать женину защиту.

Что мне оставалось делать? Да ничего. Даже поужинать толком не смог – еда в рот не лезла. Плюхнулся на диван, вытянул ноги и включил телевизор, местные новости – узнать, что там нового про Житника и Сазонова.

К этому времени я уже немного представлял, кто такой Сазонов – по совету Серафимыча стал регулярно смотреть телеящик и даже читать городские газеты.

Предвыборная компания была в самом разгаре, поэтому физиономии Житника и Сазонова мелькали на каждом шагу. Нынешний мэр вещал о том, какой хороший он, Житник, как много он сделал для города, и как много еще сделает, и какой нехороший Сазонов – неопытный хозяйственник и, по имеющимся проверенным фактам – нечистоплотный человек, связанный с криминальными структурами. Один из заместителей мэра регулярно называл Сазонова «одноруким бандитом», и я не мог понять, почему. Иван Алексеевич Сазонов выглядел гораздо лучше Житника – лет меньше сорока, аккуратный, спортивного сложения, правда, совершенно лысый, но с приятными чертами лица. Говорил он не так бойко, как Житник, но всегда по делу. Личности своего противника уделял не так уж и много внимания, больше занимался анализом теперешнего состояния нашего города – донельзя, по его словам, запущенного. Говорил о необходимых инвестициях, о возможности быстро и грамотно исправить ситуацию, о ЖКХ, о производстве, о поддержке малого и среднего бизнеса, о социальных проблемах и так далее. В общем, производил впечатление куда более умелого хозяйственника, чем критикующий его обрюзгший Житник.

Судить о действительном рейтинге кандидатов не представлялось возможным, ибо зависел он от того, чью сторону представляло данное средство массовой информации. Большая часть местных газет и телеканалов ратовала за Житника – прославляли его неумеренно, безвкусно, рекламировали так, что тошно становилось. Как это блюдо готовится, я уже видел, когда мэр посещал нашу больницу. Количество СМИ, поддерживающих Сазонова, было куда меньшим, но слова их звучали весомее, потому что они представляли центр и ссылались на Москву. Региональные выпуски «Комсомольской правды» и «Московского комсомольца», местные передачи «Вестей» деликатно и ненавязчиво намекали на поддержку Сазонова крупным бизнесом и политиками высшего ранга, и в это хотелось верить.

Все просто: Сазонов мне нравился, а Житник – нет. Хотя, по большому счету, мне было все равно. Не верил я, что кто-то из политиков, как бы ни были убедительны его обещания, может переменить нашу жизнь к лучшему.

Так вот я лежал и таращился в телевизор, потом читал книгу, не в силах заснуть, и все ждал, ждал, ждал, когда позвонит Женя. Ну да, я прошляпил ее специальный мобильник, но ведь она может позвонить и на обычный мой телефон. Чего ей стоит?

Она не звонила.

Наутро я сразу отправился в реанимацию, и обнаружил, что Минкуса нет и там.

Я гонялся за Минкусом неуспешно, он все время успевал куда-то перебраться – сначала в реанимацию, теперь в морг. Скончался еще вчера, около семи пополудни. Правильно сделал коллега Колобков, что вовремя перевел его из отделения. Впрочем, теперь меня занимала другая проблема: где телефон?

Я опросил всех. Все ссылались на то, что вчерашняя смена уже сменилась (прошу прощения за тавтологию). Никому ни про какой телефон нечего не было известно.