Я отпил чаю и набрал третий пункт:

«Никаких общественных организаций». Нет, не так. «Никаких организаций, призванных узаконить отношения между драконами и ввести их общественную жизнь в рамки».

— Вот так-то лучше, — похвалил я себя, откидываясь в кресле.

Нас, драконов, нельзя ввести ни в какие рамки. Кроме тех, в какие мы себя временно ставим по тем или иным соображениям.

Дальше. «Никакой иерархии». Это мне особенно нравилось.

Драконы не зависели друг от друга. Они не стремились самоутверждаться за чужой счет и не старались подчинить себе как можно больше других драконов. Каждый из них самодостаточен. Среди них нет волков, от которых надо защищать овец, как нет и самих овец. В том обществе примитивная схема «хищники — жертвы» не работала.

Конечно, у них случались личные конфликты — которые они решали сами, не прибегая к чужой помощи. Насилие? Почему бы нет? Но один дракон другого принудить не мог. Разве что в случае с молодыми драконами-учениками, вроде меня, которые еще недалеко ушли от людей.

Просить кого-то решить свою проблему считалось позорным для дракона. Конечно, существовала некая негласная вертикаль. Были драконы молодые и старые, могучие и не очень, мудрые и знающие, уважаемые и авторитетные — и наоборот. Но эта иерархия ни к чему не обязывала. Личностный рост или падение были личным делом каждого.

Единственная модель отношений, которая хоть как-то напоминала человеческую — «учитель-ученик». Грег рассказывал, что иногда вокруг того или иного воспитателя драконов даже возникал кружок учеников-почитателей. Среди них начиналось соперничество, какие-то интриги… И это уже напоминало нормальное человеческое общество. Но обычно учитель был достаточно умен, чтобы не создавать такой ситуации или не позволять ей зайти далеко. А чаще она довольно быстро рассасывалась сама собой. Драконы слишком ценили себя и свою самостоятельность, чтобы долго быть «при ком-то».

Я подумал, что драконы — невероятные индивидуалисты.

И мне это нравилось. Я и сам такой.

В то же время все драконье сообщество чем-то напоминало большую семью.

И это тоже было здорово…

За окном грохнуло так, что на улице сработали сразу несколько автомобильных сигнализаций. Мигнула лампочка. Я успел подумать — хорошо, что комп работает через выпрямитель! Иначе сейчас пришлось бы перезагружаться… Тут меня ослепила холодная вспышка. Я помигал, восхищаясь и ужасаясь одновременно. Вот это да! Молния ударила где-то совсем близко! Секундой позже за окном раздался громкий треск, грохот и гулкий металлический звон.

И, кажется, крик!

Я вскочил, роняя чашку, рассыпая диски и теряя наушники. Первая мысль была, что молния попала в тополь, и тот рухнул на мой балкон. Распахнув дверь, я застыл в ступоре. Нет, и тополь, и балкон остались на месте — но ограждение смялось так, будто по нему треснули железной трубой. Я огляделся, пытаясь понять, что тут все-таки обрушилось. Посмотрел наверх — может, в самом деле труба упала? Потом сообразил, что разумнее-то искать ее внизу. Осторожно высунулся за изуродованное ограждение, наклонился — и встретил довольно-таки мутный взгляд прекрасных синих глаз.

— Чего уставился? — язвительно поинтересовалась уцепившаяся за решетку Лея Драганка. — Помоги, что ли!

Не раздумывая, я схватил ее за запястья, рывком поднял на балкон, втащил в квартиру. Драганка тяжело повисла на мне, не подавая признаков жизни, вся мокрая и исцарапанная. На этот раз она была без роликов, в элегантной джинсовой паре, которая смотрелась на ней как родная шкура и с которой немедленно натекло на пол.

— Эй, ты жива? — спросил я, укладывая незваную гостью на диван.

Даже не знаю, надеялся ли я получить отклик или опасался. Но ее ресницы сразу дрогнули.

— Ох, ну я и треснулась, — пробормотала она, не открывая глаз, и аккуратно потянулась всем телом. — Та-ак, вроде ничего не сломала…

— Ничего, — подтвердил я. — Кроме балкона.

Из-под ресниц Драганки выплеснулась холодная синева — у меня аж мурашки по коже пробежали.

— Кто здесь?

— Это я. Алекс.

Когда наши глаза встретились, я почему-то вспомнил о своей безвременно почившей катане. Взгляд Драганки был такой же тяжелый и острый. И узнающий. Ведь драконы ничего не забывают.

— Заморыш из клана с Яхтенной! Ты что здесь делаешь?

— Живу я тут.

— А где остальные?

— Их здесь нет.

Драганка приподнялась, огляделась и уронила голову на диванный валик.

— Ладно, — проговорила она, ощупывая затылок и морщась. — Могло быть и хуже…

— В каком смысле?

— Ты мне не враг, — объяснила она. — Враг бы непременно воспользовался ситуацией… Ох, как голова-то гудит!

— Конечно, — хмыкнул я, — еще бы не гудела — так приложиться о железную решетку!

— Да при чем тут твоя решетка! Я вообще-то о молнии, которая в меня попала. Неудачно вышло — пролетала прямо над громоотводом, и шарах!

— А, так вот почему ты упала на мой балкон!

— Не упала, а приземлилась, — высокомерно уточнила Драганка. — Подумаешь, слегка промахнулась мимо крыши!

Она попыталась встать с дивана, но ее тут же повело в сторону. Я подхватил ее за плечи и помог сесть.

— Не бойся, я сейчас улечу, — сказала она невнятно. — Считай, что я ошиблась адресом…

— Да я и не боюсь, — ответил я, усаживая ее поудобнее. — И не гоню тебя.

Драганка казалась странно тяжелой для такой миниатюрной девушки. А мышцы у нее были просто каменные. Я вспомнил ее поединок с Грегом, и мне стало как-то не по себе.

Между тем синяя дракониха понемногу приходила в себя. Расфокусированный взгляд становился все более ясным, выражение лица — все более надменным. Заметив, что я все еще поддерживаю ее, она небрежно отстранилась.

— Что это за хлев? Тут ты живешь?

— Ну да.

— Ужас. Впрочем, не мое дело.

Вторая попытка встать ей удалась. Несколько секунд она стояла, слегка покачиваясь. Сделала шаг и застыла, зашипев от боли.

— У тебя нога в крови, — подсказал я, глядя, как по светло-синей джинсовой ткани расплывается темное пятно. Левая нога была ободрана от бедра до голени — видимо, о решетку во время «приземления».

— Ерунда, — ответила она и добавила с досадой. — Вот джинсы жалко. «Кельвин Кляйн», совсем новые…

— Зачем ты вообще летала в грозу? — спросил я, вспомнив предупреждения Грега. — Разве не знаешь, что это опасно?

— Заморыш обо мне заботится — прелесть какая!

Кажется, мои слова ее в самом деле развеселили.

Она села на диван, и так уже насквозь промокший, и вытянула перед собой левую ногу. Я подумал — изучает рану. Оказалось, ее больше беспокоят джинсы.