– А я ничего такого не видел и не слышал особенного. А если и видел, то забыл. Но если хочешь, то я тебе историю своего деда расскажу. Хочешь?

– Конечно, хочу. Очень хочу. Расскажите!

– Он мне это маленькому рассказывал, чтобы напугать. Как сейчас помню.

– Внимательно вас слушаю.

– Значит, он когда маленький был, они на хуторе в ручьях жили. А их родня где-то подальше была, не помню уже. И каждую зиму отец деда моего сани запрягал, брал сена, хлеба и ехал к своей родне.

– Получается, далеко куда-то ездили, раз запасы брал?

– Ну, получается, прилично, да. Да и раньше у всех родня была. У кого в одном хуторе, у кого в другом. Мой дед таким же был: как начнёт гулять, то пока всех не обойдёт, то домой не вернётся. Мог так и на месяц загулять. Ну, вот и его отец таким же был. Вот он что мне рассказывал.

– Слушаю.

– Выехали они, значит, как-то до родни, а по дороге в метель попали. Отец деда уже ругался, думал, что пропадут. И решил повернуть в одно место, помощи попросить. Они там к одной большой очень, но старой избе подъехали, так он рассказывал. А там люди всё какие-то сидели, дед их не знал. Вот они с ними посидели, хлеб преломили, переждали метель и дальше поехали. Вот так.

– Но в этой истории нет ничего мистического.

– С его слов, это они за той рекой ехали. Из старого урочища. И по рассказу получается, что это они где-то в районе Либежгоры проезжали. До нашей-то деревни ещё не доехали.

– Либежгоры? Значит, там был хутор?

– Нет, не было там никогда хутора. Ни при мне, ни при деде моём. Он сам часто рассказывал об этом и говорил, что вот был в доме, а дома-то и нет там никакого.

– Ничего себе.

– Вот к кому они там заезжали да с кем хлеб преломили… Может, что и было там, да мы всё забыли. Да только я тебе скажу, что нет там ни брёвнышка, ни камешка из-под избы.

– Как по-вашему, это могли быть другие?

– Какие «другие»?

– Ну, те, что мучали бабу Саню, когда она на Либежгоре заблудилась. Те, что покоя ей не давали.

– Не знаю, может, и те, а может, и другие. Я о том, чего не знаю, стараюсь не говорить.

– Скажите, а никто и никогда не находил там кости человеческие? Следы каких-то могильников или захоронений?

– Нет, не слышал ничего такого.

– А может быть, там холмы или горы есть, которые я не смог найти?

– Не знаю, может, и есть.

– Вы весь лес исходили. Неужели не приметили бы?

– Может, и приметил бы, а может, и забыл бы.

Протокол № 50. Про фото покойников на пиру

Информатор № 1.1

– А доводилось ли хоть раз слышать, как баба Саня хлебушек под стол крошила?

– Да-да, что-то такое говорили. Сейчас вот припоминаю. Так вот спрашиваешь, я и теряюсь, не знаю, что сказать. А как начнём говорить, то сразу на ум это всё приходит.

– Под стол крошила, чтобы кого-то там кормить.

– Да, что-то рассказывали. Что в дыры хлеб крошила, словно кормила кого-то, что ещё чего-то чудила.

– А что ещё чудила?

– Вот припоминаю, что фотокарточки доставала она, вроде такое рассказывали.

– Это как?

– Ну, просто брала фотокарточки старые, где деды да бабы были, и расставляла их.

– А где расставляла?

– Говорили, что на стол ставила и посуду накрывала. Словно пир всё какой-то справляла. Всё ждала гостей всегда.

– Пир с фотокарточками справляла?

– Ну да, достанет всех покойничков, расставит на обеденном столе и сидит, общается с ними, словно с живыми. Посуды им поставит, чашки, тарелки.

– Это у неё такие приступы были или постоянно происходило?

– Ну, это я уже не знаю. Вот что вспомнила ещё. К соседям она ходила частенько посуду брать. Вот эти тоже жаловались, да.

– А на что жаловались?

– Соседка жаловалась, она к соседке ходила. Говорит, придёт и посуды просит. Говорит, что гостей ждёт, а тарелок и чашек не хватает. А ведь и не было никаких гостей. Родные придут домой, а у неё опять фотокарточки расставлены, а сама она сидит одна за столом и сама с собой разговаривает.

– Такое было не раз, значит?

– Не раз, конечно. Первое время соседка ей сначала давала посуду, а потом уже жаловалась, не хотела ей давать, видимо. Я помню, что всё такое рассказывали. Что-то чудное. А что именно, сразу и не вспомнишь ведь.

– Видимо, этот пир, на котором она была, не отпускал её?

– Ну, наверное. Видишь, что-то ей привиделось – и всё. Как пластинку заело в голове и не отпускает.

– Может быть, получится вспомнить ещё какие-то примеры её странного поведения?

– Не знаю. Так вроде всё рассказала, что в этот раз вспомнила. Я ведь в то время вообще в деревне не жила: в городе работала.

– Я слышал, что всё время ходила и бубнила себе под нос, словно с кем-то разговаривала. Всегда руками махала перед собой, словно отгоняла кого.

– Ну, вот этого я не знаю. Я её уже после такого, как это случилось, встречала на деревне: она здоровалась, спрашивала про нашу бабушку, ничего такого я не заметила. Слышала, правда, уже очень плохо, но она ведь старенькая была. Может, это у неё как приступы накатывало иногда, но я такого не видела ничего.

– Возможно. А с портретами… Так ещё хоть кто-нибудь когда-нибудь себя вёл?

– Ну, старики раньше на могилки портреты иногда ставили покойничков. И дальнюю родню, и тех, кто поближе. И тех, кто с войны не вернулся. Но это на похоронах, а ведь так, чтобы пир ночью у себя дома устраивать, такого я никогда не слышала. Это у неё что-то своё там в голове было.

– Значит, на могиле покойника раньше ставили портреты родни?

– Ну, я видела такое, когда фотографии ещё дорогие и редкие были. Не у всех было. На могилах-то и то не у всех фотографии были, многие просто так с крестами стояли, и всё. Денег не было ни у кого ведь. Вот что вспомнила: у неё у самой на похоронах такое было.

– Портреты родни на её похоронах доставали?

– Да, точно было. Сейчас помню, что мне Наташка это рассказывала. Они хоронить её ушли, а когда домой воротились, то на столе опять всё в портретах было. А они как раз с похорон только на поминки шли.

– Не понял. Это не её родня сделала, а кто-то