— Вот черт! А у них, похоже, особого лимита на боеприпасы нет. Стреляют от души. Хреново, братцы, — проворчал Борис, продолжая наблюдение.

Тем временем гранатометчики торопливо направились к тому месту берега, куда должен выйти понтон с корабля. Последние пару десятков метров сваи вбивать уже не приходилось. Просто укладывали гати. Четверо автоматчиков, первыми принявшими бой с крабами, остались на месте и принялись разглядывать мертвых тварей.

— Похоже, в тех краях, откуда эти приплыли, таких зверушек нет. Ишь, с каким любопытством смотрят… Черт! Сейчас они следы наших найдут!

— Так их же крабы затоптали, командир…

— Затоптали, да не все… Так. Приготовиться. Оружие к бойницам. Стрелок, займи свое место. Только не верти башней и не дергай стволом раньше времени. Бойницы пока тоже не открывать. Только по моей команде. Первой очередью, как только скажу, снять этот чертов воздушный шар. Ясно?

— Ясно, командир.

Бойцы оживились и тихо, стараясь не издавать лишних звуков, стали занимать свои штатные боевые места.

Тем временем Борис включил рацию и надел наушники.

— База. База. Я кордон. Как слышно? Прием. База. База. Я кордон. Ответьте.

В наушниках зашипело, и затем послышался голос:

— Кордон. Я база. Слышу хорошо. Прием.

— Есть коробка. Большая. Повторяю. Коробка. Большая. Плоскодонка. Наведена гать в районе бывшей подрывной станции. Дистанция пятьсот. Идет выгрузка. Живая сила. Много. Техники пока не вижу. Это те же гости. Как поняли меня? Прием.

— Кордон. Понял вас хорошо. Есть коробка. Плоскодонка. Идет высадка. Район подрывной станции.

— Все верно. Вижу… так… больше двух по полста карандашей.[20]И выходят еще. Как поняли?

— Понял хорошо! Две по полста. И есть еще.

— Так точно. Туман рассеивается. Скоро будем видны. У них есть воздушный наблюдатель на аэростате!

— Понял вас.

— Вижу название коробки! — Колесников пристально уставился на проявившиеся в рассеявшемся тумане темные буквы с ржавыми подтеками на борту судна.

— Слушаю!

— Латиницей. D… I… DIG… да, вроде так… DIGNA… нет… DIGNIDAD… Да, точно! DIGNIDAD!

* * *

Кныш уже закрывал аккумуляторное отделение броневика и включал массу, когда Михеев нервно дернулся, убирая от уха наушник рации.

— Мммать их! — зло выдавил он.

— Чего такое? — напрягся Тигран, нетерпеливо ожидающий, когда они, наконец, уедут.

— Эти гады десант на нашем берегу высаживают! Уже больше сотни рыл. Целый десантный корабль подошел.

— Куда?

— На Хмелевку. И понтон навели. Значит, и техника есть.

— Да кто это вообще такие? — тревожно произнесла Рита, переводя взгляд с Тиграна на Михеева.

— Да черт их разберет! Оружие немецкое, еще с той войны. Свастики. И корабль… Как он там… Какой-то… то ли дегенерат. То ли… А. Дигинидад.

Стоявший в стороне и о чем-то задумавшийся Загорский вдруг вздрогнул и вытаращил на морского пехотинца глаза.

— Что? — выдохнул он.

— Сань, ты чего? — Тигран недоуменно уставился на Александра, никак не понимая, что вдруг заставило того настолько перемениться в лице.

— Как вы сказали, корабль называется? — прошептал взволнованным голосом Александр.

— Дигнидад, вроде… — Михеев пожал плечами и тоже, не скрывая своего недоумения, уставился на Загорского. — А ты чего это?

— А ну осади, Михей! — Тигран поднял руку. — Саня, это название тебе о чем-то говорит? Я правильно понял?

Александр вдруг схватился за голову и, массируя виски, словно стимулируя какие-то блоки памяти в голове, присел на корточки.

— Отец… Отец… — тихо повторил Загорский. — Он штурманом в моря ходил. В торговом… Да… Тогда из рейса…

— Чего это он бормочет? — удивился еще больше Михеев.

— Санька, да что такое? — Баграмян присел рядом и несколько раз щелкнул пальцами у Александра перед носом.

— Я слышал это название от отца, — проговорил Загорский. — Он вернулся из рейса. Да. Они подобрали какого-то парня. Прямо в море. Далеко очень. Не тут. И даже не в Европе. Кажется, вообще за экватором… Вид у него был, будто он из Бухенвальда бежал. А парень что-то говорил и все повторял это слово, «Дигнидад». Вызвали береговую охрану ближайшей страны, но пока они прибыли, спасенный уже умер. Не успели… А отец… Он потом гуглил это слово в инете. Я точно помню… Да! Точно! Он распечатывал что-то! У него много распечаток было! — Загорский резко поднялся. Теперь он выглядел крайне возбужденным, словно сделал какое-то великое открытие. — Отец, как и дед, увлекался всеми этими подземельями, как и я. И у него была масса документов. Но он не давал мне их. Прятал. Не хотел, чтобы я этим тоже занимался. Не знаю, почему… И у него есть по этому Дигнидаду что-то… Что-то… И он почему-то те распечатки вместе хранил с документами по подземельям… Тигран!

— Чего? — Баграмян даже отшатнулся от Загорского, как от сумасшедшего.

— Ты же говорил, что улица Гагарина не сильно пострадала?! Так?!

— Ну да. Она далеко от эпицентра, и там низкое все. Волна затухла. Пожаров только… Ну и высотка, которая у повороте на Куйбышева, сложилась, конечно.

— А пятиэтажки, которые возле старого аэродрома Дэвау?!

— Ну, какие-то стоят. А что?

— Ну вот… Знаешь, где раньше трамвай разворачивался? Где конечная? Там пятиэтажка прямо напротив. На той стороне, где еще «Альмак».

— А! Кажется, понял. А с этой стороны, с торца, площадка еще. Там летом постоянно квас с бочки продавали, овощи всякие, арбузы…

— Да, да, да! Что с этим домом?!

— Целый, вроде.

— Это мой дом, Тигран! Нам надо туда!

— Зачем, я не пойму?!

— Вы же хотите разобраться, кто эти люди? Значит, нам нужны записи моего отца.

Тигран взглянул на Михеева. Тот, кусая губу, осмотрел всех и развел руками:

— Ну, один ведь хрен в город ехать за топливом твоим…

Бронетранспортер медленно пробирался по бывшему сектору дачных участков и частных домиков Центрального района. Странно, однако, почему этот район назывался Центральным. Это была северо-западная окраина Калининграда. Район города, наиболее близкий к аэродрому Чкаловский, по которому пришелся один из ядерных ударов. Это обстоятельство не оставило практически никаких шансов неказистым строениям, окружающим район Пятого форта. Мало что сейчас напоминало о постройках: что смела ударная волна, то сгорело от теплового излучения. А позже утонуло в дикой растительности.