Наконец бронетранспортер выбрался из узких и заросших проулков на широкий Советский проспект и медленно повернул направо. Транспорта здесь практически не было. Близость удара сказалась и на машинах, которые смело с дорожного полотна. На пути попадались разве что ржавые и причудливым образом изогнутые мачты уличного освещения да столбы дорожных знаков.

Разглядеть через бойницу, что происходит снаружи, было довольно затруднительно. Как ни старался Загорский, как ни напрягал зрение, перед глазами мелькали лишь уродливые кусты, гнутые столбы да торчащие за изувеченными деревьями руины. И даже это все являлось взору лишь обрывками. Причудливыми видениями, которые взгляд успевал захватить через небольшое отверстие в борту боевой машины.

— А можно наверх? — наконец не выдержал Александр.

— Чего ты там не видел? — проворчал Михеев. — Сиди уж, не дергайся.

— Ничего я там не видел! — воскликнул Загорский.

— В смысле? — Морской пехотинец обернулся. — Ты хочешь сказать…

— Именно, — перебил его Крот. — Я последний раз город видел, еще когда здесь люди жили. Троллейбусы ходили. Магазины работали…

— Вот оно как… — вздохнул Михеев. — Ну тогда тем более. Нечего там смотреть. Еще головой тронешься, не дай бог…

— Не тронусь. За столько лет уже ничего не тронет. Но это мой город…

— Ладно, Михей, пусть посмотрит, — Тигран хлопнул военного по плечу. — Я с ним буду.

Сержант поморщился. Эта идея ему совсем не нравилась, но спорить с Баграмяном смысла не было. Все-таки он местный добытчик и явно уверен в себе.

— Ну хорошо. Только респираторы наденьте. Здесь, конечно, не такой воздух, как у нас в Красноторовке, но все равно… На всякий, как говорится, случай. И это… Глядите в оба. Чтоб какой веткой или гнутым столбом вас с брони не смахнуло. Ясно?

— Да ясно, братан, — Тигран подмигнул ему и, протягивая Загорскому респиратор, стал открывать один из люков в крыше бронетранспортера, позади башни.

— И это еще, — продолжил Михеев. — Тут у вас твари всякие водятся?

— Немного, — кивнул Тигран. — Мелкие по большей части. В городе для крупных особо поживиться нечем. Твари в основном мигрировали на север, ближе к побережью и к Пионерскому. Там и воздух лучше, и растительность гуще, и зверья всякого для добычи тоже хватает. А тут есть, конечно, неприятные экземпляры, но они сами пугливые. На людей, может, и напали бы, но не броневик. Шума боятся. В городе уже столько лет тишь да благодать могильные. Ваш бэтэр для них — самый настоящий монстр…

* * *

Справа проплывали нагромождения руин в окружении поваленных и почерневших массивных плит, некогда бывших оградой. Эти развалины отличались от обрушенных и сметенных ударной волной домов тем, что тянулись по обе стороны от дороги на протяжении пары километров, которые путешественники уже преодолели.

— Погоди, — пробормотал Загорский, впервые созерцавший то, что стало с его городом много лет назад. — Это же… Это ведь строгач тут был? Тюрьма?

Тигран кивнул:

— Именно. На полторы тысячи душ.

— А что с зеками стало? Разбежались? — с тревожной дрожью в голосе спросил Александр.

— Сильно сомневаюсь, — мотнул головой Баграмян. — Этот район, как видишь, причесало взрывом капитально. Я думаю, большинство из заключенных, да и охраны тоже, даже не успели понять, что именно произошло.

— А вон там рыбоконсервный комбинат был! — воскликнул Загорский, приподнимаясь над броней и указывая дрожащей рукой влево. — У Ленки Бергер там мама работала…

Тигран схватил его за локоть и заставил снова присесть.

— Слушай, Саня. Ты уверен, что хочешь видеть все это? Может, вернемся внутрь, а?

Баграмян видел, что Крот на грани нервного срыва, и уже жалел, что потакал его желанию выбраться «на броню» и смотреть на современный Калининград.

— Да-да, все нормально, — часто замотал головой Загорский. — Я в порядке, Тигран. Просто… Это ведь мой город. Я понимаю, что, наверное, во всем мире так. Но… Я должен пройти через это. Обязан просто. Нельзя же всю жизнь прятаться от действительности в сырых казематах форта.

— Да я все понимаю, братан. Но уж как-то ты…

— Нет-нет, не волнуйся! — Александр снова часто замотал головой. — Я в норме. Хотя… Нет, конечно, нормой это назвать нельзя… Но ты должен меня понять…

— Ну ладно, — Тигран с сомнением посмотрел на Загорского.

Впереди открылся командирский люк и показался Михеев.

— Далеко еще до топлива твоего? Мы правильно едем? — спросил он у Баграмяна.

— Правильно. Сейчас будет развилка кольцевая — пересечение Советского, Борзова и Леонова. Едем по левой стороне, по Советскому. Военно-морскую академию помнишь?

— Институт, имеешь в виду? БВМИ?

— Да, он самый.

— Помню, конечно. Он, вроде, где-то скоро?

— Да, — кивнул Тигран. — Слева будет. Доезжаешь до широкого и чистого провала в ограде, и сворачивай налево. Там заезд чистый, не ошибетесь. Только возле него троллейбус перевернутый. Вот сразу за ним и сворачивайте. Потом покажу, куда дальше.

— Добро, — махнул рукой Михеев и скрылся внутри бронемашины.

Все чаще на пути попадались останки автотранспорта, и БТР стал двигаться медленнее.

— А как ты справился? Ну, в самом начале? — тихо спросил Александр. Ему даже показалось, что из-за респиратора собеседник его не услышал. Однако Баграмян молчал не потому, что до его слуха не дошел вопрос. Просто он задумался.

— Даже не знаю, — пожал он плечами после долгой паузы. — Время — как морские волны. Брось осколок стекла с острыми краями в море, и через некоторое время он станет красивым, гладким и мутным камнем. Даже намека на острие, о которое можно было порезаться, не останется. Я уже не помню первых впечатлений. Вроде понимаю, что тяжкие они были. Но как-то все… Человек ко всему привыкает. Со всем мирится. И живет дальше. Хуже, конечно, это способность к депрессии. Наша плата за разум. А так… — он снова пожал плечами. — Впечатления утонули в рутине. Притупились. Так же, как и любые впечатления. Первый раз с женщиной. Первый прыжок с парашютом. Первый увиденный мертвец. Первое осознание того, что все кончено… Все уносит время и шлифует своими волнами. Остается только здесь и сейчас. Сиюминутность. Добыть пожрать. Отоспаться после того, как добыл пожрать. Ну и так далее. Даже обидно как-то: к чему свелась наша эволюция! Творец наверняка не этого ждал от нас.

— И чего же он, по-твоему, от нас ждал?

— Не знаю. Может, он нас самих ждал? Сидел там, где-то на далекой планете, и ждал, когда мы прилетим. То есть — сумеем. Достигнем. Научимся. А мы не сумели. И эту-то, единственную планету, черт знает во что превратили… Ладно, Сань! Меня этот разговор что-то в такую трясину заводит, что ну его на фиг!