голоса, пока она отчаянно пыталась отомкнуть запоры. В ее мозгу крутился водоворот мыслей. Ей чудилось, будто покойные в своих далеких спальнях зовут ее к себе, а снаружи хохочет дьявол, держа дверь и не давая ей выйти. Наконец с нечеловеческим усилием Марта отворила дверь и в одной лишь ночной рубашке бросилась в темноту холодной ночи. Путь через болото терялся во мгле, но ей удалось его отыскать. Доски, переброшенные через канавы, были скользкими и узкими, но она смогла благополучно пройти по ним, пока наконец не вошла в деревню на исцарапанных в кровь ногах и, задыхаясь от усталости, полумертвая, не опустилась на крыльцо одного из домов.

Сватовство шкипера

Глава I

В Нортфлите, на лондонской шхуне «Чайка», принадлежащей капитану Уилсону, только что закончилась погрузка цемента для Бриттлси. Заполнили каждый вершок. Высыпавшаяся из трещин серая пыль придавала бородатым лицам честных моряков жутковатый вид, который, к сожалению, совершенно не соответствовал их характеру; и даже припорошила многочисленные ингредиенты морского пирога, который готовился на обед.

Только после того, как палубы были вымыты и маленькая шхуна стала выглядеть более презентабельно, штурман задумался о собственной гигиене. Стояло прекрасное теплое майское утро, и часть груза попала в волосы моряка и осела полосами на его горячем, добродушном лице. Юнга принес на корму деревянное ведро, наполненное чистой водой, и положил на люк рядом с ним кусок желтого мыла и полотенце. Увидев эти приготовления, штурман с довольным видом улыбнулся, сбросил рубашку и, подпоясавшись подтяжками, наклонился, с большим усердием принимаясь за умывание.

Дважды ангел-служитель, который был не в том возрасте, чтобы сильно беспокоиться о собственном туалете, менял воду, прежде чем штурман остался доволен. Затем тот докрасна натер лицо и шею полотенцем и спустился в каюту, чтобы сменить одеяние.

Он снова появился на палубе только после обеда, который, ввиду отсутствия шкипера ему пришлось отведать в одиночестве. Матросы, которые тоже уже успели поесть, дымили, сидя на носу корабля, и штурман, набив свою трубку, сел поодаль и молча закурил.

— Я оставил обед для шкипера в маленькой кастрюльке, сэр, — сказал повар, высовывая голову из камбуза.

— Хорошо, — ответил штурман.

— Интересно, куда это шкипер все ходит в последнее время, — продолжал повар, не обращаясь ни к кому, но посматривая краем глаза на штурмана.

— Да, любопытно, — подтвердил штурман, который в тот момент был настроен доброжелательно.

Повар вышел из кухни и, вытирая мокрые руки о грязные парусиновые штаны, приблизился и растерянно поглядел на берег.

— Он лучший из капитанов, с которыми мне доводилось плавать, — медленно проговорил он. — А вы заметили, сэр, что он вот уже несколько рейсов сам не свой? Когда он собрался на берег, я ему говорю, что у нас на обед нынче морской пирог, а он мне: «Ладно, Джо», как будто я сказал «вареная говядина с картофаном», или «доброе утро, сэр», или что-то в том же духе!

Штурман покачал головой, выпустил облако дыма и лениво наблюдал за тем, как оно рассеивается.

— А мне вот кажется, не насчет ли нового груза он старается, — проговорил тучный старый моряк, подойдя к повару. — Поглядите, до чего он стал наряжаться! Вот-вот капитан парохода не молодцеватее будет!

— Куда там капитану парохода, Сэм! — подтвердил другой матрос, который тоже подошел ближе, обнадеженный миролюбивым видом штурмана. — Только не думаю, чтобы он за новым грузом ходил. За цемент хорошо платят.

— Да не за грузом, — послышался тонкий, но уверенный голос.

— Пошел вон! — проворчал старый Сэм. — Мелкий еще, а встреваешь в разговор старших. Еще чего не хватало!

— Куда же я пойду? И вообще, мне на корабле везде можно быть, — захорохорился юнец.

Матросы зашевелились, но слишком поздно. Чувство дисциплины, доселе дремавшее в штурмане, пробудилось, и он в ярости вскочил на ноги.

— Чтоб вас!.. — крикнул он. — Полюбуйтесь только на эту чертову команду — все до последнего тут! Пожалуйте в кают-компанию, джентльмены, не угодно ли вам рюмочку коньяку да по сигаре. Весь сброд с кубрика расселся себе тут и сплетничает о шкипере, как стайка прачек. И курят еще, так вас перетак, курят! Нет, вот шкипер вернется и пусть тогда ищет себе либо новую команду, либо нового штурмана. Хватит с меня. Да на барже порядки и то построже будут! Юнга — единственный среди вас настоящий моряк.

Он свирепо зашагал взад и вперед по палубе; повар исчез на камбузе, а два матроса засуетились у бака. Маленький виновник всей этой бури, вовсе не желавший попасть в нее сам, спрятал свою трубку в карман и оглянулся в поисках работы.

— Иди сюда! — строго приказал штурман.

Мальчик подошел.

— Что это ты сейчас болтал насчет нашего шкипера? — потребовал он объяснений.

— Я сказал, что он не за грузом ходит на берег, — ответил Генри.

— Много ты знаешь! — отрезал штурман.

Генри почесал ногу, но промолчал.

— Много ты знаешь! — повторил штурман совсем безнадежным тоном.

Генри почесал другую ногу.

— Чтобы я больше от тебя не слышал трепотни о делах твоего вышестоящего начальства, — сурово проговорил штурман. — Понял меня?

— Есть, сэр, — смиренно ответил юнга. — Конечно, не моя это забота.

— Что не твоя забота? — небрежно спросил штурман.

— Шкиперские дела…

Штурман в раздражении отвернулся и, услышав приглушенный гогот из кухни, направился туда и смотрел в глаза повару — несчастному существу, совершенно не способному сдержаться — минут пять, не меньше. За этот короткий промежуток времени он установил, что кухня — самая грязная дыра под солнцем, а повар — самый нечистоплотный человек, который когда-либо готовил еду. Поделившись своими открытиями с поваром и доведя его, вспотевшего от переживаний, до полнейшего отупения, штурман отошел и снова напустился на матросов. Когда они отвечали, он ругал их за наглость, когда молчали — за уныние; наконец, одержав над ними полную победу, он сошел вниз, а рассерженные матросы, убедившись, что он не намеревается возвращаться, подошли к Генри, чтобы найти изъян и в нем.

— Будь ты мне сыном, — проговорил Сэм, тяжело дыша, — я бы тебя отколошматил до полусмерти.

— Будь я вашим сыном, я бы утопился, — невозмутимо ответил Генри.

Отец Генри неоднократно убеждался, что отпрыск — достойный сын своей мамаши, а та славилась острым язычком на весь Уэппинг, и даже в далеком Лаймхаузе о ней слыхивали.

— Нечего искать дисциплины на судне, где шкипер пальцем тронуть юнгу не дает, — угрюмо заметил Дик. — Ему это тоже во вред.

— Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне, друзья мои, — насмешливо-покровительственным тоном проговорил Генри. — Я прекрасно сумею сам о себе позаботиться. Разве это я пришел с берега