На двадцать четвертом «А папа скоро придет?» появился искомый папа. За ним следом семенил месье Гийом, забегая то слева, то справа. По мрачному виду Хали и умоляюще сложенным рукам владельца отеля было понятно – консенсуса достичь не удалось. Эта неуловимая тварь, консенсус, смахивающая на злобного суслика, снова ускользнула.

– Месье Салим, ну зачем вы так! Это просто досадная случайность, трагическое стечение обстоятельств!

– Случайность?! – Хали явно находился на гребне волны раздражения. – Змея в номере – случайность, глухие и слепые сотрудники отеля, которые ничего не видели и не слышали, – случайность, неработающая система видеонаблюдения – тоже случайность?!

– Тише, умоляю вас, тише! – Вспотевший от волнения месье Гийом испуганно оглянулся: так и есть, привлеченные криками постояльцы начали проявлять ненужный интерес к происходящему. – Не надо кричать, пожалуйста! Система видеонаблюдения не работает из-за короткого замыкания в сети, электрики уже занимаются этим вопросом, а если персонал никого не видел, значит, посторонних не было!

– Змея материализовалась из воздуха, да? – съехидничал Хали, ничуть не убавив громкость звука.

– Змея? – подхватились владельцы Жужжу. – Какая еще змея?

– Мадам, месье, успокойтесь! – Белоснежный носовой платок перестал быть таковым после соприкосновения с лбом хозяина. – Вы все неправильно поняли, месье Салим имел в виду…

Кого или что имел в виду месье Салим, узнать присутствующим так не удалось, блеянье владельца отеля было прервано диким, раздирающим душу воплем, ворвавшимся в отель с улицы.

Словно морозный смерч, пронесся он по холлу, на какое-то мгновение превратив всех присутствующих в ледяные статуи. Колкую тишину нарушил звонкий голосок:

– Мама, там кто-то кричал, вы что, не слышите? – Денька, крепко сжав ладошку сестры, теребил мать. – Надо посмотреть.

– Нет, сынок, вам нельзя, – торопливо зачастила Татьяна, подводя детей к одному из охранников. – Посидите пока с дядей, а мы сейчас.

Голос ребенка словно снял наваждение, люди загомонили и бросились к выходу, впереди всех бежал владелец отеля.

Татьяна, подзадержавшаяся с капризничавшими детьми, тоже в итоге направилась вслед за остальными, но в дверях столкнулась с побледневшим, растерянным мужем. Хали схватил ее за руку и, стараясь говорить тихо, попытался втянуть обратно в холл:

– Не надо туда ходить, Тания, прошу тебя! Пойдем лучше в номер.

– Я не хочу в номер. – Сердце внезапно стало несуразно большим, в грудной клетке места для него оказалось катастрофически мало. – Что там? Там Анюта, да?

– Фу ты, что за ерунда! – попытался улыбнуться муж, но получилось плохо. – При чем тут Ания? Там другое. Идем в номер…

– Почему в номер? – услышали обрывок разговора дети. – А как же аттракционы?

– Понимаете… – начал Хали, на секунду отвлекшись, и Татьяна воспользовалась моментом.

Она выскользнула из рук мужа и побежала туда, где колыхалась довольно внушительная толпа. Возбужденные и испуганные голоса, кто-то истерически плачет, кто-то снимает происходящее на мобильный телефон.

А из середины толпы доносится какое-то странное бормотание, периодически переходящее в подвывание.

Татьяна с трудом пробралась сквозь человеческий лес и тут же пожалела, что не послушала мужа. К горлу моментально подкатила тошнота, в голове запульсировали острые молоточки, ноги снова отказались слушаться. Она, наверное, упала бы, но родные руки подхватили, удержали, не пустили…

Туда, где на ярко освещенном фонарями песке лежало растерзанное тело Люси. Причудливо-притягательные кровавые узоры покрывали все свободные от одежды участки тела, вместо сердца зияла отвратительная дыра.

А вокруг тела, размахивая окровавленным ножом, приплясывал, бормотал и выл совершенно обезумевший Казик.

Неудержимо захотелось ущипнуть себя. Или пнуть. Тоже себя, чтобы не мерещилась всякая чушь. Интересно, а с чего это я начала галлюцинировать? Перегрелась, что ли?

Глядя на смиренно замершего на коленях Лешку, я лихорадочно выискивала в захламленных углах подсознания способы очнуться. Разбудите меня кто-нибудь! Таньский, ты слышишь? По щекам можешь отхлестать меня совершенно безнаказанно, попинать от души, защекотать, в конце-то концов! Когда еще такой случай представится, ну, давай! Я не хочу видеть этот бред!

Но ничего не происходило. Вернее, тут, в бреду, очень даже происходило, а вот проснуться не получалось.

– Мама! – полустон-полувздох прошелестел рядом. – Не отдавай меня ему!

Я оглянулась и едва не заорала от ужаса. Моя нежная малышка сейчас больше всего напоминала крохотную сморщенную старушку: черты смертельно бледного личика заострились, под глазами залегли тени, губки словно усохли вдвое, и – глаза, залитые ночью.

Да что же за идиотизм, а?! Хватит, хватит, довольно!!!

Я вцепилась в кожу предплечья, с силой крутанула ее и тихо взвыла. Боль отрезвляющим хлыстом стеганула по сознанию, заставив трусливо скулящую бестолочь вылезти из-под стола.

Это реальность, детка. Дурная, невозможная, жуткая, но – реальность. И надо исходить именно из этого. Хотя исходить, выходить, выползать из ЭТОГО будет невыносимо трудно. Потому что теперь придется вытаскивать не только себя, но и дочь, и мужа. А еще потому, что я понятия не имею, ЧТО ЭТО.

Ничего, узнаю.

В недавнем прошлом, когда я носила Нику под сердцем, со мной иногда случались приступы паники и отчаяния, но тогда надо мной измывались гормоны.

А потом я вспомнила про девиз, золотой вязью вышитый на моем гербе. Какой герб? Говорю же, мой. Тщательно, с максимальной точностью прорисованная фига, а вокруг золотом – «Не дождетесь!».

Абсурдность и ирреальность ситуации, отправившие меня поначалу в нокдаун, сцепились потными лапками и отплясывали победную джигу. И мощный пендель, прилетевший от меня, оказался для гадов полной неожиданностью. Утробно булькнув, они растеклись мутными лужицами.

А я, прижав к себе дрожащее тельце дочери, смотрела на приближавшегося «риелтора».

Только инфузория в модельных туфельках не сообразила бы, что совершенно не уважаемый месье Дюбуа никакого отношения к торговле недвижимостью не имеет. Как, почему, ради чего он выдал себя за риелтора – сейчас не суть важно. ЧТО он сотворил с Лешкой – вот что важно. И почему мой ребенок-индиго заходится от ужаса при одном лишь взгляде на черного великана – тоже важно.

Именно великана и именно черного. Внушительный рост и цвет кожи в данном случае на вторых ролях. Приближавшийся человек почти физически подавлял сознание окружающих ментальной мощью и величием. Величием зла.

В глазах Дюбуа холодно ухмылялось превосходство победителя. Он подошел к нам вплотную и с минуту оценивающе разглядывал Нику, словно кусок вырезки на рынке. Затем испачкал своим взглядом меня: