чтобы ты подлечилась, а? Неудобно же ходить с двумя нулями градусов в желудке, мать.

– Два нуля бывают только на дверях общественного туалета.

– Общественного, – старшина хмыкнул. – Похоже, Дин, ты у меня большой общественницей сделалась.

Тетя Дина неожиданно покраснела, посуровела лицом, две симпатичные маленькие ямочки, возникшие на щеках, пропали, она погрозила мужу кулаком:

– Погоди, вернемся домой…

– Стоп! – осадил ее старшина. – Сегодня – памятная дата.

– Что за дата? – разом забыв про свой угрожающий тон, вскинулась, будто любопытная девчонка, тетя Дина. Характер у нее был непосредственный.

– Сегодня – исторический день, – подчеркнул старшина и сделал значительное лицо.

– Давай, давай, выкладывай, – подбодрила его тетя Дина.

– Ровно тридцать лет назад я пришел служить на границу и с тех пор – ни шагу назад. Нигде, кроме границы, не был.

– Ба-ба-ба! – тетя Дина оценивающе сощурилась. – Теперь я понимаю, почему я тебя на какого-нибудь капитана не променяла.

– Вот, – довольно засмеялся старшина, – цени! – Скомандовал зычно, полковничьим голосом: – Наливай шампанского до краев!

– Дядя Леша, тебе надо бы какой-нибудь орден дать, – сказал Коряков. – Учителям в школе за тридцать лет беспорочной работы дают, например, ордена.

– Похлопочи, Санек, похлопочи – я не откажусь.

И сон, и усталость, и дремотная тревога потихоньку отползли назад, голова сделалась яснее, словно бы в мозгах что-то хрупнуло, сместилось, воздух посвежел, игрушки на елке засветились ярче – а ведь Новый год еще не ушел, он шагает по стране, по России, скоро в Москве будет. Коряков посмотрел на часы – сейчас должен появиться командир – капитан Шемякин, начальник заставы.

– Леночка, как ты себя чувствуешь?

– Отлично!

– Так, глядишь, и рассвета дождемся, – Коряков стукнул ногтем по наручным часам – «сейке», подаренной китайскими пограничниками, когда те наносили визит дружбы на двенадцатую заставу.

– А спать? – Лена испытующе глянула на лейтенанта.

Тот поспешно скользнул взглядом в сторону, вновь стукнул ногтем по часам.

– Пока Игорь, начальник заставы, не придет – никакого сна. Вот сдам ему вахту за столом…

Капитан Шемякин не заставил себя ждать – появился через несколько минут в новенькой парадной форме, при белой рубашке и золотых погонах, чисто выбритый, благоухающий хорошим одеколоном.

– Застава! – рявкнул Коряков.

Все поднялись.

– Вольно, вольно, – капитан сделал мягкое движение ладонью, усаживая людей на места, – всем вольно. Сидите.

– Сдавай свою вахту – и пошли, – требовательно произнесла Лена, потянула Корякова за рукав. – Ну!

У Корякова сладко заныло сердце, в ушах раздался далекий торжественный звон, затем возникли далекие складные звуки, словно бы он услышал некий марш, который обычно слышат победители, и он поднялся с места…

3 января. Станция Гродеково. 14 час. 05 мин. дня

Верников собирался выступать в местном клубе перед молодыми таможенниками и железнодорожниками – говорят, их свезли в Гродеково со всего Приморья, – мурлыкал под нос песенку и примерял пиджаки. Пиджаков для выступлений у него было два: один парадный, черный, с медалями, значками, иностранными наградами – красивыми китайскими и корейскими знаками, похожими на ордена, – в общем, с полным набором металла, второй пиджак – с обычными орденскими колодками; колодок было много, они занимали половину борта, и когда Верников шел по улице в пиджаке с колодками, то выглядел очень внушительно – внушительнее даже, чем в пиджаке с медалями.

Была у него еще пара пиджаков с розетками – маленькими золочеными и серебряными значками, прикрепленными к лацкану, – для особых случаев, но он их надевал редко.

Настроение у него было превосходное, чувствовал он себя легко, готов был летать на крыльях, новогоднее приключение уже почти забылось, хотя на ус его надо было намотать обязательно – чтобы такое больше не повторялось, – и Верников постарается это сделать, а с другой стороны, мотай не мотай на ус подобные истории, все равно что-нибудь случится. Человек – существо уязвимое, с ним обязательно происходят некие неподконтрольные штуки: то челюсть вставную в общепитовской забегаловке забудет, то в автобусе уснет и проснется в соседнем городе, общипанный, как голубь, из которого приготовились сварить суп – неведомые воры ни копейки не оставили в кармане, то в тайфун ненароком залезет и выберется из него таким помятым, что одежду потом никаким утюгом не поправить, то вдруг нечистая сила предстанет перед ним наяву, а он до последнего будет считать, что все это происходит с ним во сне, и так далее.

Примерив один пиджак, тихо побрякивающий медалями, тяжелый – согнуться под ним можно, не пиджак, а кольчуга какого-нибудь былинного деятеля времен борьбы с татаро-монгольским игом, – он отложил его в сторону, примерил другой, с колодками.

Этот пиджачок тоже был хорош, но все-таки, несмотря ни на что, он, по мнению Верникова, уступал первому. Кольчуга есть кольчуга, она здорово украшает лик заслуженного человека.

Он снял с себя второй пиджак и аккуратно повесил его на плечики, затем сунул в шкаф.

На встречу он пойдет в кольчуге.

3 января. Станция Гродеково. 14 час. 15 мин.

Коряков вошел в группу, которая проверяла возможные контакты пойманного нарушителя: ведь Удачливый Ли мог перед тем, как совершить попытку перехода в Китай, где-нибудь отсиживаться, выжидать момент, тем более, разведчики из штаба отряда засекли его на этой станции раньше и даже имели видеопленку – Удачливый Ли попал под бдительное око одной из фиксированных камер, установленных на пристанционной площади, где тормозили все без исключения уссурийские и владивостокские такси и автобусы.

Напарником у Корякова был дядя Леша Иванов – сосредоточенный, необычно молчаливый, в пятнистом бушлате, перетянутом новеньким офицерским ремнем и скрипучей портупеей, с «макаровым» на боку. В минуты хорошего настроения дядя Леша хлопал по кобуре пистолета и произносил одобрительно:

– «Макаров» – верный друг, им хорошо пробки у пива открывать.

В этот раз, когда выезжали с заставы, Коряков произнес загадочно:

– Правильно, пистолет – не кошка, мышь не упустит.

Зашли в одну квартиру, показали фотоснимок Удачливого Ли хозяину, тот насмешливо мотнул лохматой головой:

– Ну и физиономия! Из какого лагеря сбежал?

Было ясно, что хозяин никогда не видел корейца. Взбодрившись, он начал было задавать наводящие вопросы, но Коряков не был склонен продолжать разговор, вскинул ладонь к козырьку:

– Честь имею откланяться!

Гривастый от неожиданности чуть нижнюю губу до крови не прикусил – давно не слышал таких слов.

Зашли в другую квартиру, недавно отремонтированную, еще пахнущую краской, с блестящим от лака полом. Квартиру эту недавно приобрела молоденькая девчонка, сотрудница Гродековской таможни. Коряков глянул на нее и удивился – очень уж на Лену похожа. У него от этой схожести даже что-то внутри шевельнулось, а в ушах возник сладкий звон – лейтенанту все больше и больше не хватало Лены.

Он вскинул к виску руку, показал девушке фотоснимок:

– Видели когда-нибудь этого человека?

Та отрицательно качнула головой:

– Нет.

Коряков вновь вскинул руку в прощальном приветствии и повернулся к двери.

Девушка – гостеприимная русская натура, – неловко затопталась на одном месте:

– Может, чайку, товарищи пограничники?

Старшина невольно замедлил шаг.

– Нет-нет, спасибо! – отказался Коряков.

– С печеньем. У меня есть свежее печенье.

Коряков опасался задерживаться в этой квартире. Лена должна быть