Кое-как побрился, оделся, пошел к тестю с тещей. Жарило солнце, асфальт липнул к кроссовкам, а он зябко кутался в куртку. Пошатывался, как пьяный. Мечталось, вернее, виделось как явь: сейчас придет, а там Ольга. Заплаканная, подурневшая, раскаявшаяся в своем поступке. Разорившаяся. Сидит у родителей, снова превратившись в маленькую девочку Олю… Входит Андрей, и она бросается к нему. И он уводит ее домой, в их общий дом…

Только возле двери – стальной, надежной – пришла мысль, что родителей Ольги может не быть дома. И что тогда? Обратно он не сможет дойти. Будет сидеть здесь, на лестнице.

Но они были.

«А, Андрюша, – как послышалось ему, с плохо скрываемой досадой встретила теща. – Проходи, проходи».

«Здоров», – протянул руку тесть, на вид – ставший физиком лирик: сухощавый, в очках, не лишенный дара интересно рассказывать, любящий читать, но и отлично знающий технику, вечно что-то мастерящий, собирающий из рухляди ретроавтомобили, чудны́е самоделки… Рукопожатие его было крепким, шершавым, мозолистые пальцы царапнули мягкую кожу Андрея.

Его провели в большую комнату и принялись успокаивать. Но успокаивали так, что делалось еще хуже и беспросветнее.

«Что ж, случается, что люди не подходят друг другу… Психологи говорят, что есть такое – “пробный брак”, и ничего нет страшного, если он распадется, – шелестел голос Ольгиной мамы. – Ничего страшного, Андрюша… Жизненный опыт… Детей нет, это и хорошо… Ты найдешь еще себе прекрасную девушку, найдешь обязательно!»

«Может, из-за того она и ушла, что детей нет? – рванул душу вопрос, и он перестал слышать голос тещи, редкие реплики тестя. – Надо провериться. Ведь шесть лет мы этим занимались, и ничего… Неужели со мной не так?.. Теперь понятно».

Андрей заторопился уходить.

«Насчет работы, – сказал тесть, – всё по-прежнему. Работай».

«Спасибо, дядь Лёнь…»

«И с квартирой пусть так пока, – добавила теща. – Потом разберемся, что и как».

Да, квартира. Квартира-то совместная. Придется делить… Переезжать… Андрею захотелось опуститься на корточки, прикрыться руками, зажмурить накрепко глаза.

Направился было в поликлинику. Пусть возьмут анализы, выяснят, способен ли он иметь детей. Но по пути свернул к универмагу «Азас», где у Ольги и ее подруг был главный магазин, а в задней комнатке нечто вроде офиса.

Ольга оказалась там. И Андрей ободрился – у родителей выяснил вероятную причину ее ухода, сейчас узнает, так это или нет. Все складывается…

На ее лице появился испуг и сразу сменился сдержанной полуулыбкой. Деловой.

«Здравствуй, – сказала. – Что-то произошло?»

«Произошло?..» – Андрей услышал в своем голосе дрожание.

«Подожди-подожди. Только без истерик. – Ольга поднялась. – Давай лучше выйдем».

По служебному коридору, узкому, с побитым кафелем на стенах, вышли во двор. Ольга закурила тонкую коричневую сигарету.

«Ты курить стала?» – спросил Андрей.

«Иногда… Что случилось? Вещи я заберу в ближайшее время, квартира пока в твоем полном распоряжении».

«При чем тут квартира? У нас ребенок не появлялся… Это из-за меня? Ты поэтому ушла, что я…»

Ольга посмотрела на него с чем-то вроде брезгливого сочувствия. И ответила:

«Нет, не поэтому. С этим, надеюсь, у тебя все в порядке».

«Но почему тогда не получалось?»

Ольга глубоко затянулась сигаретой, уголек стал ярко-красным. Отвела взгляд.

«Я принимала таблетки. И другие средства есть…»

«Зачем?»

«Рано».

Андрей начал было выяснять, в каком смысле рано, кому рано – ей или ему… Но осекся, развернулся и почти побежал.

«Только глупостей не делай никаких!» – наставительно крикнула Ольга вслед.

* * *

Открыл дверь, вошел в теплую полутьму – шторы сдвинуты – номера. И такой уютной показалась эта клетушка, что удивился, зачем утром покинул ее, выбрал холод и дождь. Здесь ведь, на этом десятке квадратных метров, тоже Париж. Самый настоящий.

Положил пакеты на кровать. Снял ботинки, мокрую куртку. Затем свитер, джинсы, влажноватые носки. Остался в трусах и майке. Прошелся по свободному пространству между столом и кроватью, чувствуя какую-то детскую легкость. Да, хорошо.

Вспомнилась, нет, будто встала перед глазами его комната. Та, в родительской квартире… Да, у него лет с восьми была отдельная комната. И у сестры тоже. Когда Топкину было лет восемь, им дали трёху в том же доме и том же подъезде, где жили до этого, – одна офицерская семья уехала, и их переселили из двухкомнатки.

Небольшая, прямоугольная. Под окном стоял письменный стол. Темный, старинный, мощный, с двумя тумбами-ящиками, следами чернил на столешнице… Стол остался от прежних жильцов, а может, был и до них. Может, за ним работал какой-нибудь местный военачальник. По ночам чертил рубежи обороны, опасаясь войны с Монголией, вторжения китайцев, японского десанта, или планировал, как бы выбить из независимой республики советские части… Кто знает…

Всегда, садясь за этот стол, Андрей чувствовал его основательность. И тянуло заняться чем-нибудь серьезным – изучить геометрию, раскрыть толстую-толстую, тяжеленную книгу, взять у папы тактическую линейку и разработать схему учений…

На столе, слева, была настольная лампа. Тоже старая, с классическим зеленым плафоном. Глаза не уставали от ее света. Лампа тоже перешла по наследству, вместе со столом. И кровать – железная, панцирная, – и большой, из толстой фанеры шкаф. Позже, когда подрос, Андрей понял, что мебель казенная – на задних стенках он обнаружил белые циферки инвентаризации. Не исключено, что были они и на дне лампы, но ее, кажется, никогда не приподнимали, не передвигали: она воспринималась как часть стола.

Родители долго почти не покупали вещей, не меняли обстановку в квартире – зачем приобретать что-то серьезное, когда через три года, пять лет – в соответствии с негласным правилом – папу направят на новое место службы. Значит, нужно будет все паковать, грузить в контейнер… «Солдату сундук воевать мешает», – шутили папины сослуживцы.

И по своему детству Андрей помнил, что то одна семья, то другая из их домов уезжали. Как-то буднично уезжали, без долгих прощаний с соседями, без слез. Нет, девочки иногда плакали, расставаясь с подружками, пацаны клялись помнить друг друга, писать письма. Но вскоре имена уехавших друзей забывались – появлялись новые…

Единственный, кто для Андрея из таких уехавших не исчез бесследно, был одноклассник Славка Юрлов. Тот, что ходил на уроки в «кальсонах». Году в восемьдесят шестом, осень была, он вдруг с гордостью объявил:

«Через две недели свалю. Батю в Спасск-Дальний отправляют».

«Где это?» – заинтересовались пацаны.

«Дальний Восток! Почти у самого океана. И Китай рядом». – Тогда с Китаем еще продолжалась напряженность и условных противников в программе «Служу Советскому Союзу!» наряжали в форму, напоминающую китайскую.