за органическим фастфудом. Было тепло. Она планировала поесть на улице, спрятать Джарвиса под пальто и пройтись до катка вместе с Асемой. Мы были одни. Поллукс застучал по клавишам компьютера, заставляя его выдать один из своих невероятных плейлистов – Джонни Кэш, «Племя, называемое красным», пейотные песни[72] Церкви коренных американцев[73], «Ковбой джанкиз», Нина Симон, камерная музыка, Принс. Некоторое время мы читали, поедая попкорн и потягивая холодный «Будвайзер». Потом муж встал, отложив книгу, чтобы взять новую банку.

– Тур де Форс.

– О, тебе нравится?

– Самка снежного человека уносит слабого городского неудачника в свое логово, учит его заботиться о ее нуждах. Ну, она действительно его порабощает, но…

Он порылся в холодильнике и вернулся с миской мини-моркови.

– Но что?

– Я имею в виду, это отличная книга, если вам нравятся волосатые женщины. Автор пишет, как ему приходится раздвигать мех, чтобы найти ее сосцы. Я бы никогда не использовал это слово, понимаешь?

Я убрала в чулан коробку с «кукушатами» и принялась читать поврежденный экземпляр «Круто для тебя» Эйлин Майлс. Мы получили его со сморщенными страницами на протяжении целой главы – как будто парень из описанного в ней учреждения сперва смял, а затем тщательно расправил их. Мы скрупулезно относимся к поврежденным книгам, и когда заменяем одну из них, то отправляем ее обратно, однако издательство «Софт скалл пресс» прислало нам новый экземпляр, велев оставить себе старый.

– Ты когда-нибудь ел что-то из продуктовых наборов? – спросила я у Поллукса.

– Ел, ты же знаешь. У моей бабушки был целый шкаф продуктов, которые люди ей продавали. Всем хотелось сыра и персиков.

– Послушай-ка. Это из «Круто для тебя». Существует ли книга рецептов, которая годится для каждого? В Америке, когда дело доходит до края, всегда найдется что-нибудь для каждого, книга или чашка кофе, миска овсянки… в общем, духовная или телесная пища, на которую готов согласиться любой, если, конечно, он готов признать, что попал в ситуацию, когда можно потреблять все, что угодно. Я не имею в виду еду из мусорного бака. Я подразумеваю комплексные обеды, которые нам давали в школе. Эти овощи никому не нужны, потому что по ним видно: они приготовлены для кого угодно. Дополнительная еда. Подумать только, ведь однажды ты сможешь съесть все это, оглядываясь вокруг, в тот день, когда позабудешь, кто ты такой.

– Ого, – произнес Поллукс примерно через минуту. – Сильно сказано. «В тот день, когда позабудешь, кто ты такой». Подожди. Дай-ка посмотреть.

Он перечитал отрывок еще раз.

Я уже сама несколько раз перечитала его, потому что со мной в свое время приключилось то же самое. Сначала я отказывалась есть еду в исправительном учреждении. Но потом, однажды, съела то, что больше всего презираю, – пюре из брюквы. Я не умирала с голоду, но все равно съела ложку. После чего жадно накинулась на эту размазню. Я также пила слабую черную кислоту из пенопластовых стаканчиков. У многих женщин имелись деньги на закуски из тюремного магазина, но у меня их не было. Я чувствовала, как тюремные кофе и брюква унижают меня – точно так же, как это обычно делает общепитовская еда, – но поняла, в чем дело, лишь когда прочитала этот абзац. То была пища забвения, после которой меня не могло не охватить рассеянное спокойствие.

– В тот день, когда позабудешь, кто ты такой, – еще раз повторил Поллукс.

– Я утратила тогда все свое обжигающее остроумие. Как ты знаешь, первую половину моего срока я провела в Тиф-Ривер-Фоллс[74]. Поначалу было трудно воспринять такую иронию.

Поллукс наклонился, чтобы обнять меня.

– Это было не простое воровство, это была крупная кража, – произнес он мягким рокочущим голосом. – Я должен это уважать.

– Старый добрый Тед.

Я была тронута тем, что он попытался свести мой случай к мелкому проступку.

Поллукс выглядел серьезным, задумчивым.

– Ты не мелочный человек, – проговорил он наконец. – В любом случае мы недооценивали Теда.

– Конечно. Он был героем, но пристрастился к картошке фри из «Макдоналдса», что, вероятно, и убило его.

Тед всегда старался съесть картошку фри в течение тридцати секунд после покупки, пока она была самой вкусной. Потом он покупал еще один пакет, после чего уплетал и его. Я все еще грустила из-за его смерти. Урок на века.

– В отличие от той еды, о которой ты только что говорила, у меня есть вабуз, – похвастался Поллукс. – Такая еда говорит, кто ты есть. Наша, индейская.

– Где ты взял кролика?

Поллукс приложил палец к губам.

– Ты поймал его в силки на заднем дворе?

– Я дрался за него с леди Сасквоч.

– Если ты скажешь слово «сосцы», я пойду спать на чердак.

– Это слово меня не возбуждает. Я собираюсь приготовить фрикасе, вот довольно сексуальное слово, но не смотри, как я его делаю. Зеленый салат. Тот хрустящий картофель, который ты любишь. А теперь отложи книгу. Возьми почитать что-нибудь легкое, а? Наслаждайся. Смотри телевизор!

– Нет, спасибо. Ты когда-нибудь забывал, кто ты такой?

– Яичный порошок сбил меня с толку, – вздохнул Поллукс. – Но ты помнишь, что она написала о книге рецептов, которая годится для каждого? Мне это нравится. Конечно, мы питались государственными продуктами, но у нас были свои рецепты. Мы сделали эту еду нашей. И у нас она была, вот в чем дело. Если бы мы могли добраться туда, я имею в виду, на склад, мы сумели бы ее достать. Я знаю, ты бы тоже это сделала. И позже все было совсем не так, мы словно сидели в тюрьме, куда попала ты, дорогая. Ноко выращивала тыкву, кукурузу и все такое. У нас был огород.

Больше всего на свете я завидовала тому, что у Поллукса была бабушка. У меня были тети и несколько двоюродных братьев и сестер. Но болезненные пристрастия матери отрезали нас даже от родственников.

– Твоя бабушка.

– Моя бабушка.

Поллукс был сыном харизматичного апостола Движения американских индейцев, который проповедовал свою религию его матери, когда ей было всего шестнадцать лет. Она не пережила 1970-х годов, и бабушка воспитала его как человека старомодных, консервативных взглядов. Я люблю кооооогдааааа всеееее пооо стаааарииииинке, любил говорить он, протягивая слова так, словно в них крылась какая-то особая тайная мудрость, кивая и глядя на меня умным безмятежным взглядом.

– Может, нам стоит заняться сам знаешь чем пооо стаааарииииинке немного попозже? – спросила я его.

– Пожалуй, мы могли бы сделать это прямо здесь, прямо сейчас. Держи инструкцию открытой, – сказал он, забирая у меня нечитаемую книгу и прислоняя ее к подушке.