производством и продажей любовных порошков.

И.: Мне не нравится.

Г.: Порошки?

И.: Он. Он мне не нравится. Я видела его в суде.

Г.: Его где только ни увидишь. Даже на кладбище.

И.: Держись от него подальше.

Г.: Что ты говоришь?

И.: Я сказала только, держись от него подальше.

Г.: Тебя же тоже можно каждый день увидеть в суде.

И.: И от меня можешь держаться подальше.

Молчание.

Г.: Это что сейчас?

И.: Иди, давай. Я устала.

Г.: Нет, что-то другое.

И.: Конечно, другое. Питер будет звонить.

Г.: Ясно.

И.: Ничего тебе не ясно. Иди, давай.

Так, Фред? Или как-то по-другому? Так записывается пленка памяти, никак иначе.

3

Она начала разговаривать с восклицательными знаками. Иронично улыбаясь, но с восклицательными знаками. Фред был бы недоволен. Восклицательный знак разрушает фразу, ломает ритм. Восклицание начинается с вопроса:

Ты больше не бегаешь?

Я езжу на велосипеде.

Это не одно и то же!

Все вдруг стало по-другому. Близился час ее отъезда, целыми днями она была занята, по вечерам ждала звонка Питера. Питер в Нью-Йорке обустраивал квартиру. Подготовительный период близился к завершению, квартира уже была оклеена новыми обоями.

4

Ваш взгляд на Америку!

Чей?

Ваш, всесторонний! Вы сталкиваетесь с интересными явлениями, а затем делаете обобщающие выводы. Армрестлинг! Воскресные проповедники! Гарлем!

Ты мое совершенно особое обобщение.

О чем мы с тобой сейчас говорим?

О тебе. И обо мне.

Ни о чем, мы с тобой говорим ни о чем.

Им бы следовало поговорить совсем о другом. О том, что неотвратимо приближалось. О чем-то, что возникло в то мгновение, когда они стали друг другу по-настоящему близки. Прощание всегда начинается тогда, когда замыкается круг движения навстречу. В этот момент fortunae rota, колесо фортуны перемещается, ангелы его укатывают, крутятся колеса, жарким майским вечером ноги давят на педали. Навстречу прощанию. О нем ни слова. Все слова о чем-то другом.

5

О велосипеде. О беге.

Больше Грегор Градник не бегал, никогда. Он перепахивал груды материалов об анатомии меланхолии, буравил в них проходы, отверстия, чувствуя себя чернорабочим на шахте Блауманна. По вечерам катался на знаменитом велосипеде. На ее, на их с Питером велосипеде. Он был на нем третьим. Книгой Питера Даймонда он больше не пользовался. Его раздражала фотография автора. Как только он начинал следовать его замысловатым маршрутам, его урбанистическим, историческим и этнографическим комментариям, то всегда терялся. О велосипеде они с ней никогда не говорили. Велосипед был священен и обожаем. И он его немилосердно эксплуатировал. С удовольствием. Жаркими майскими вечерами гонял по пахучим черным кварталам, каменным кладбищам, среди потоков машин, по длинным аллеям вдоль белых заборов деревянных особняков, по мягкой сеяной траве вдоль каналов. Лежал рядом с велосипедом, смотрел на чужие звезды, звезды южного неба, слушал гул великой реки.

6

О зловонии. Первый раз.

Драго, владелец устричных плантаций, приехал в Америку с одной парой ботинок на ногах и одной в коробке. В эту коробку он положил первую пачечку заработанных долларов. В банк отнести боялся.

А у вас доллары в банк относят?

Мы их засовываем в носки. Кладем под матрасы. В коробку из-под обуви, в носки, деньги воняют.

7

О зловонии. Во второй раз.

У вас в Европе все как-то кучнее.

Как это — кучнее?

Ну, кучнее. Дома стоят ближе друг к другу. Улицы узкие, я видела в Греции. В воздухе пахнет едой, чесноком и мясом. Чеснок воняет.

8

О реке.

У вас человек может в одиночку добиться успеха. Сегодня ты в тюрьме, а завтра президент корпорации. Как этот Валенса.

Он не президент корпорации. Он лауреат Нобелевской премии мира.

Еще хуже. Взлет круче, усилий меньше. У нас ты должен знать, чего хочешь. Каждый знает, чего он хочет. За исключением моей сестры в Индиане. Она сидит и смотрит, как течет река у излучины, как течет ее жизнь.

9

О чернокожих и разных предрассудках.

Он отвез ее в бар, где играл Иисус. В крохотную неопрятную дыру на вокзале. С людей, которые там бывали, музыканты еле наскребали скудную плату. Пахло марихуаной и немытым телом. Иисус был уродлив, но играл божественно.

«Да, он уродлив, — сказал Грегор, когда они ехали домой, — но играет превосходно. Чем ужаснее внешность, тем лучше игра».

Она крепче вцепилась в руль.

Чернокожего, которого Грегор в этот вечер угостил выпивкой, звали Иисус, он играл на губной гармонике и еще немного на гитаре. У него было рябое лицо. Играл Иисус божественно.

«Он рябой, и попахивает от него, потому что пьет не в меру, но играет этот негр…»

Машина резко затормозила, Грегор чуть не ударился головой о лобовое стекло.

«Никогда больше так не говори, — отчеканила она, — никогда не говори ничего подобного в Америке!»

«А где мне можно так сказать? На Мадагаскаре?»

«По мне так хоть на Мадагаскаре, но только не в Америке, не в Луизиане».

«Это свободная страна. Но оказывается здесь нельзя сказать, что вот есть такой парень, Иисус, глубоко симпатичный мне негр, с оспинами на лице и отнюдь не благоухающий».

«Так говорят красношеие, реднеки».

«Вы называете реднеками людей, которые тяжко трудятся».

«Не в этом дело».

«У них красные шеи, потому что солнце их обжигает».

«Не в этом дело».

Молчание.

«Мне стоит извиниться?»

«Разве нет?»

«Что мне такого предпринять после этого культурного конфликта?»

«Ничего. Пригони мне велосипед. Мне нужно погрузить его в поезд».

«Увидимся завтра?»

«Нет, я занята».

«С седым джентльменом?»

«С ним».

10

О, Градник!

Час ее отъезда приближался, и встречи были все реже. Жизнь была разбита на фрагменты. Poudre de Perlainpainpain больше не действовал. Как порошок Гамбо неожиданно заработал, так же неожиданно и перестал работать. Капризный порошок. Однажды вечером они сидели вдвоем в «О’Брайене» и пили коктейль флуоресцентного цвета. Он хотел проводить ее домой, но она отказалась еще за столом. По правде говоря, она его мягко отшила. В «О’Брайене». О, Градник, ничего-то ты не понял.

Седовласый мужчина, судья с высокими моральными принципами, уважающий женщин и никогда никак не высказывающийся о неграх, сидел в машине возле ее дома. Грегор, который прикатил велосипед, остановился на углу. Мужчина с высокими принципами зевнул и посмотрел на группку темнокожих девушек, которые с визгом катили