Гончар выкинул на стол две бумаги. Горбоносый взял первую. Это был уже знакомый ему фоторобот Крепыша.

— Узнаешь? — зло прозвучал вопрос.

— Да. Мы всю Москву перевернули. Чтобы найти гаденыша. Как в воду канул!

— Нет, не в воду. — Гончар порвал листок с фотороботом, сложил бумажки в пепельницу и поджег. — Он здесь!

Гончар показал второй листок. Это была карта Ступинского района Подмосковья. Гончар ткнул пальцем в отмеченную деревеньку.

— Сегодня получили. По секретной связи.

Горбоносый разлил коньяк по рюмкам. Одну, испачканную помадой, взял себе. Чистую пододвинул гостю.

— Значит, завтра возьмем, — удовлетворенно произнес он.

— Завтра? — Гончар задел рюмку, и она разбилась. — Я для чего рискую? Немедленно! Сейчас! В прокуратуре есть «важняк» Турецкий.

— Слышал.

— Ему поручено дело об убийстве Викулова. Чуешь?

Горбоносый кивнул и тоже не стал пить.

— Он хотел рвануться сегодня, прямо из МУРа. Я насилу отговорил. Если только они с Грязновым не разыгрывали сцену, что вняли моему совету. А ты — завтра! Нет! Немедленно! Сейчас! И сам! Лично! И еще. В той деревне целую неделю пасется опер. Неизвестно, что он накопал. И его — тоже! Чтобы все дотла!

Из полукаменного дома вышел тот же дачник, сел в ожидавшее его такси и доехал до Кривоколенного переулка.

А из мытищинского дома через полчаса скользнула серая «тойота» с пятью вооруженными людьми и устремилась по Каширскому шоссе в сторону Ступина.

Турецкий не успел раздеться, как зазвонил телефон. Показалось, что характерный трезвон межгорода, но оказалось, опять Грязнов.

— Слушай! — загудел он. — Я подумал, что ты прав. Нельзя терять времени. И велел Гончару брать этого типа. Он уже звонил в Ступино.

— Думаешь, те справятся?

— Начальник там вяловат. Но в управлении есть хорошие ребята.

— А ты с кем говорил?

— С начальником.

— Вот то-то и оно!

— Ну ладно! Доверься мне…

— Хорошо. Еще одну мысль хочу с тобой застолбить, — сказал Турецкий.

— Слушаю внимательно.

— По моим расчетам, следующей жертвой «банковских» может стать директор банка «Эрмитаж» Виткевич Владимир Ильич, для точности.

— Откуда такая уверенность?

— Подробности при встрече.

— Значит, надо за ним пускать наружку?

— Думаю, да.

— Пятница на исходе. Если в понедельник?

— Может быть поздно. Если только я прав. Утром я буду у тебя.

— Договорились.

Шорох подъезжающей машины Крепыш различил сразу. И по отсутствию огней понял, что «надежные друзья» нашли и прибыли за ним. Он, как чувствовал, лег не раздеваясь и сразу, бесшумно поднявшись с постели, был готов к бою. Босиком, чтобы не шуметь, поднялся на чердак. Открыл подслеповатое окошко, которое смазал предварительно, чтобы не скрипело, и затаился. Первые выстрелы удобно было произвести сверху. Борцовская «тойота» была как на ладони.

«Они» всегда готовились капитально. Крепыш в этом не сомневался. Он подумал, что Лешка Щербатый обязательно будет вооружен автоматом. У этого амбала нервов нет. Он прошел Афган, попал к моджахедам в лапы. У него на спине уже начали вырезать ремень, когда свои ворвались в глиняную саклю и отбили его, истекающего кровью. С тех пор он не знал жалости. Когда пили до рассвета после удачных дел, становился злым и откровенным. «Для меня главное — приказ! — говорил он своим рокочущим басом. — Я убью всякого по приказу! Тебя! Тебя! И тебя!» — он указывал пальцем на других собутыльников, в том числе на Крепыша, которому первое время покровительствовал.

Другой, Ханурик, предпочитает действовать ножом с близкого расстояния. Любит резать, дуреет от запаха крови. Не надо ему ни водки, ни женщин. Лишь бы дымилась кровь. Его посылают при разборках обычно приканчивать жертву. Когда они ломали в прошлом году павелецкую группировку, Ханурик вдосталь натешился. Покуда те собирались базарить, Лешка Щербатый и Борец открыли огонь на поражение. Главных выбили, а Ханурик довершил дело. Крепыш готов был поклясться, что глаза у него горели в темноте, когда они покидали поле боя. Ментам досталась работа подбирать трупы и замерять протекторы машин, на которых команда Борца умчалась с Павелецкой площади.

Сейчас наверняка прибыли еще Командор и Зацепа. Крепыш был такой же, как они. Казалось, их взаимовыручка будет продолжаться вечно. Однако фоторобот, составленный неизвестно кем, поставил Крепыша в бандитской шайке вне закона. Кто же его мог продать? Неужели свои? Какой-нибудь ханурик, на самом деле предатель? Хотя вряд ли. Был недавно момент, когда Крепыш почувствовал тревогу. Да! Когда они кончали толстяка в подъезде дома. Неужели выше этажом был кто-то? Наверное… Он это почувствовал и хотел взглянуть. Одна минута — и все было бы кончено. Но бывший подполковник спецназа, переодетый рыжей бабой на время «замочки», потянул его за руку. Теперь та упущенная минута боком выходила Крепышу. Хотя он и под любой пыткой никого бы не выдал, Горбоносый не хочет рисковать. И это понятно. Но у них не должно быть сомнений, что его голыми руками не возьмешь.

От «тойоты» отделилась длинная тень и крадучись, какой-то развинченной танцующей походкой направилась к дому. Через калитку, цивилизованно. Крепыш узнал Ханурика.

Две машины или одна?

Луна зашла в тучу, и сделалось совсем темно. Потом лунный свет снова залил улицу. Ханурик затаился где-то на крыльце. И Крепыш уже мысленно разбирался с ним. Главная опасность таилась в Щербатом. И тот наконец вылез из машины, выставив автоматное дуло.

Крепыш начал первым. «Они» пришли за его жизнью. Он, естественно, отбирал их. Главное было — нейтрализовать Лешку Щербатого. Поставив локоть твердо на подоконник, выстрелил, целясь в шею, не защищенную бронежилетом.

Эхо выстрела прокатилось по серебряным крышам. Ни одна собака не отозвалась, только стая птиц взметнулась на другом конце деревни. Несколько мгновений свалившийся как куль Лешка Щербатый неподвижно лежал возле открытой задней дверцы «тойоты». Затем его втянули внутрь машины, и «тойота» убралась с воем, точно ее ранили. С отключением Лешки Горбоносый остался без своего главного прикрытия. Теперь можно было заняться Хануриком.

В родном доме известна каждая мелочь. Бесшумно спустившись с чердака, Крепыш проник в избу и глянул через щель в подоконнике. Ханурика на крыльце не было. Посреди комнаты белым столбом, как восковая свеча, стояла мать.

— Вы, маманя, лягте на пол, — деловито посоветовал Крепыш и, так как Галина Макаровна не шелохнулась, потянул ее вниз. Она согнулась, и вовремя. По окнам хлестнула автоматная очередь, и Крепыш подумал, что он рано ушел с чердака. Там был удобный обзор, хотя очень узкий. А его дом, судя по всему, окружен.