Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пользуясь тем, что бригада на отдыхе, я поехал в Мадрид. В Мадриде я по поручению генерала Валтера должен был явиться в штаб военных советников Мадридского фронта, который находится в Гайлордской гостинице, и дать сведения о положении в бригаде.
В Мадриде я встретил товарища Барона из Альбасете, который привез почту и рассказал, что тут же в Мадриде, в парке Эл Ретиро, находится группа латышских артиллеристов. Среди писем было также письмо от моего болгарского друга Табакова. Он писал, что 23 июля был ранен в руку и лежит теперь в госпитале в Альбасете и что 6 июля под Вильянуэвой де ла Канадой погиб Благой Парович-Шмит – симпатичный серб, который несколько месяцев тому назад собрал нас в Париже и перевел через Пиренеи. Оказалось, что в бою под Брунете пал и Борис Цинис, от которого я недавно получил письмо, и рижский актер Екабсон. Тяжело ранен и потерял ногу Абол; он почти пешком, не имея никаких средств, прошел всю Европу, чтобы попасть в Испанию.
От Барона я узнал, что недавно из Латвии прибыла довольно большая группа и создан латышский противотанковый артиллерийский дивизион, который теперь находится где-то на фронте под Мадридом. Несколько латышей будто бы есть и в 11-й немецкой интернациональной бригаде и других соединениях.
В красивом мадридском парке Эл Ретиро мы встретились с Жанисом Фолманисом (Гривой), Янисом Беникисом, Беньямином Куром и другими. В разговоpax опять всплывает вопрос о Розенберге. Кто-то только что привез из Риги вышедший в июне 1937 года 4-й номер «Цини» с большой статьей: «Троцкистская группа в Рижской организации Союза демократической молодежи Латвии». В статье говорится, что Кулий организовал в Союзе демократической молодежи Латвии (так тогда называлась нелегальная молодежная организация, объединявшая коммунистическую и социал-демократическую молодежь) троцкистскую группу и путем интриг, будто бы по заданию охранки, старается скомпрометировать теперешнее руководство расколоть молодежное движение. Привезены устные указания, что Розенберг, как провокатор и опасная личность, должен быть уничтожен.
Все это нас очень волнует. Барон говорит, что он спросил людей, знающих Карла Розенберга, и никто из них не верит в то, что последний может быть негодяем. До сих пор Барон руководству Компартии Испании и интернациональных бригад ничего не сообщал, но теперь он все же должен это сделать. Я настаиваю на том, что одновременно со сведениями из Риги надо сообщить и наше мнение в этом вопросе, учитывая при этом отзывы о Розенберге знающих его товарищей.
В последующие дни мне удается съездить в Альбасете и повидать там Яниса Палкавниека и некоторых других товарищей. Я знакомлюсь кое с кем из вновь прибывших. Все больше крепнет уверенность, что в сведениях о Розенберге что-то не так. Я тоже не верю, что Розенберг негодяй. Используя свои связи, я сообщаю органам Коммунистической партии Испании и политруководителям интернациональных бригад о сведениях, которые поступают из Риги, но говорю также, что латыши, находящиеся в Испании, считают, что расследовать это дело в Испании невозможно. По-моему, следует ограничиться прекращением связей с Розенбергом по партийной линии, однако нельзя запретить ему бороться в Испании против фашистов. И политотдел интернациональных бригад, и Центральный Комитет Коммунистической партии Испании соглашаются с этой точкой зрения. Розенберг (Кулий) уезжает с какой-то испанской частью на Каталонский фронт и в качестве командира роты героически сражается до тех пор, пока осенью 1938 года все интернациональные бригады не отзываются с фронта.
В середине августа 108-я бригада после отдыха получает небольшое пополнение и возвращается на позиции под Вильянуэвой де ла Канадой в секторе Кихорны. 35-я дивизия уехала на другой сектор фронта, а 108-я бригада входит теперь в состав 1-го корпуса. Командир дивизии коммунист Дюран – уроженец Мадрида. Он композитор, всесторонне образованный человек, свободно владеет французским и английским языками, немного говорит и по-русски и при случае охотно разговаривает на этом языке, Дюран участвовал в 1936 году в боях по обороне Мадрида от Толедо до Аранхуэса. С бойцами он держит себя очень просто, по-товарищески. Часто бывает в окопах, проверяет поле обстрела, как выбраны позиции, как чистят оружие, интересуется, обеспечены ли бойцы всем. Он очень требователен, но как офицеры, так и бойцы очень уважают его за товарищеское отношение, решительность и требовательность.
Командиром 108-й бригады теперь назначен майор Хосе Рамос. Ему уже около шестидесяти лет, он кадровый офицер старой испанской армии и не любит много заниматься бригадой. Комиссаром в бригаде теперь какой-то бывший мадридский учитель – социал-демократ, который редко выходит за пределы штаба. Вскоре из госпиталя возвращается Карлос. Бывший командир четвертого батальона погиб в боях под Брунете. Командование батальоном теперь доверено командиру 1-й роты, беспартийному, близкому по своим взглядам к коммунистам. Три батальона находятся на первой линии, один – в резерве. У резервного батальона совсем нет автоматического оружия, винтовок тоже не хватает на всех, так как оружием бригада не пополнялась.
Я ежедневно обхожу позиции. Хожу один. Переводчика Колю я отпустил на другую работу. Он теперь адъютант одного из командиров батальона. Я уже настолько хорошо овладел испанским языком, что могу обойтись без переводчика. Многие позиции в спешке оборудованы поверхностно, с недостаточной зоной обстрела. Надо подготовить запасные позиции, отрыть по два-три запасных гнезда для пулеметов. Бойцы каждый день работают, улучшая позиции. Часто, если днем мешает огонь противника, они работают по ночам.
Штаб бригады расположен в бывших каменоломнях, в них довольно удобно и сухо. По дороге из каменоломен в батальоны и из одного батальона в другой, шагая по полям и оврагам, где еще недавно шли ожесточенные бои, я часто предаюсь размышлениям.
Несмотря на все ужасы и жертвы, война делает человека более сильным, более взрослым и смелым, уверенным в себе. Когда я ехал в Испанию или слушал рассказы фронтовиков в Альбасете, меня порою начинал точить червь сомнения – смогу ли я все это перенести. Я испытал в жизни безработицу, лишения. Я никогда не искал легкой жизни. Не колеблясь ни минуты, я оставил семью, которая была мне так дорога. Мое коммунистическое убеждение было для меня превыше всего.