Молодые дворяне сперва с величайшим любопытством, а затем и с величайшим удовольствием наблюдали за этими упражнениями, особенно гордился триумфом шевалье маркиз де Кретте. Когда достопочтенный Мальбрук был наконец укрощен, маркиз подъехал к Роже и поздравил его, остальные хором присоединили к его поздравлениям и свои похвалы.

Затем все направились в Сен-Жермен. По дороге говорили только о том, что педантичный ригоризм г-жи де Ментенон и строгости Людовика XIV нагоняют тоску и скуку на всю Францию. Эти сумасбродные юнцы на все лады честили вдову Скаррона, которую они упорно называли «старухой».

В то время в столице уже появилась большая группа дворян, открыто насмехавшихся над отцом Лашезом и его августейшими покровителями; дворяне эти объединились вокруг герцога Орлеанского и старались противиться всякому «старью»; однако партия эта была еще очень слаба, и так как на нее весьма косо смотрели в Версале, было несколько рискованно признаваться во всеуслышание в том, что ты к ней принадлежишь.

Роже вырос в среде провинциального дворянства, пребывавшего, как мы уже сказали, в постоянной оппозиции к королю, а потому он чувствовал себя в новой компании как рыба в воде и довольно умело вед свою партию в хоре дворян, осыпавших проклятиями всемогущую фаворитку короля; он даже обогатил беседу несколькими туренскими ноэлями: их сочинили досужие остряки из окрестностей Лоша, потешаясь над отцом Лашезом и высокопоставленной попечительницей пансиона благородных девиц в Сен-Сире. Словом, шевалье полагал, что был весьма дерзок, на самом же деле он был всего лишь забавен.

Во время прогулки Роже не переставал восхищаться тем, с какой бездумной небрежностью ехавшие с ним рядом молодые щеголи мяли свои накрахмаленные жабо и кружевные манжеты; юношу поразил изысканный покрой их платья и тонко обдуманный подбор тканей, цвета которых столь изящно гармонировали между собой, что гармония эта приводила его в священный трепет; прежде он не поверил бы, что можно с такой непринужденностью носить камзол и кафтан, хотя они очень узки и плотно облегают талию. Роже даже не старался скрыть свой простодушный восторг, но, к своему удивлению, он ни разу не услышал язвительной насмешки по поводу его собственного костюма; он был за это так признателен своим спутникам, что еще больше робел и при каждом удобном случае норовил принизить самого себя; но как только он открывал рот, чтобы слегка пройтись насчет своих провинциальных манер и сомнительного наряда, кто-либо из его молодых спутников тут же мягко останавливал его. И поэтому благодарность переполняла сердце шевалье.

По прибытии в Сен-Жермен молодые аристократы прежде всего ознакомились с картой кушаний; должно было пройти не меньше часа, пока заказанный ими обед будет готов, и маркиз де Кретте предложил сыграть партию в брелан. При этих словах Роже вздрогнул.

«Увы! — сказал он себе. — Если я сяду с ними играть, то мигом лишусь трех, а то и четырех пистолей. Плохо мое дело!»

Он робко взглянул на маркиза, и тот сразу же догадался, что его новый знакомый в затруднении.

— Господа, — сказал маркиз, — шевалье д'Ангилем, должно быть, не слишком хорошо знаком с правилами игры в брелан; давайте ограничим ставку двадцатью луидорами, чтобы он успел подучиться, не разоряясь при этом.

Услыхав столь любезное предложение, Роже почувствовал, что на лбу у него выступил холодный пот.

«Ведь такая ставка — половина всего, чем я располагаю, — пронеслось у него в голове, — я погиб!»

И тут он мгновенно понял, что подразумевают люди, говоря о превратности судьбы: родовой замок д'Ангилемов, прилегавшие к нему земли, полувековые сбережения, хранившиеся в несгораемом ящике отца, — все это могло пойти прахом за какой-нибудь час игры в карты, а ведь с ним еще решили играть по маленькой!.. Да, такие мысли, надо признаться, не могли прибавить человеку мужества.

Маркиз де Кретте понял, что Роже горит желанием побеседовать с ним наедине, поэтому он поднялся и, пока расставляли стол для карточной игры, незаметно вышел в соседнюю комнату. Шевалье последовал за ним.

— Право же, маркиз, — сказал Роже с той обезоруживающей откровенностью, какая сразу же расположила к нему его новых приятелей, — вы человек благородный, и я не хочу вам лгать; отец мой небогат, он дал мне с собой в дорогу мало денег, и я боюсь…

— Проиграть?

— Нет, не просто проиграть, а проиграть слишком много.

— Вздор! Бросьте об этом думать. Каждый дворянин обязан быть хорошим игроком.

— Так-то оно так, но ведь хороший игрок не должен проигрывать больше того, чем он располагает.

— А, собственно, почему?

— Но деньги…

— Деньги? Они всегда найдутся, если не в твоих карманах, то, уж во всяком случае, в карманах друзей.

— Простите меня, маркиз, но я не привык входить в долги.

— Да вы сущий ребенок, шевалье! Кто же берет в долг, просто играют на мелок, так, по крайней мере, заведено в нашей компании. Как вы думаете, сколько с собою денег у всех нас вместе? Хорошо, коли наберется сотня луидоров. Но ведь на дне кошелька есть еще и слово дворянина, а оно стоит золотых россыпей. К тому же, когда играют люди порядочные, вроде нас с вами, шевалье, везение и невезение, так сказать, уравновешиваются. Мы круглый год играем друг с другом, выигрываем и проигрываем баснословные суммы, но тридцать первого декабря всякий раз оказывается, что самый неудачливый среди нас проиграл не больше ста пистолей. Так что играйте без страха, проигрывайте весело, с улыбкой, не то, предупреждаю, я переменю о вас мнение.

— Сделаю все, что в моих силах, лишь бы сохранить ваше расположение, маркиз, — ответил Роже, улыбнувшись.

— Ну, коли так, поспешим к нашим друзьям: я слышу, как звенят золотые.

Маркиз и шевалье вернулись в залу; карточный стол был уже расставлен, колоды приготовлены. За три круга Роже проиграл двадцать луидоров.

В эти полчаса самые мучительные ощущения, сопутствующие страху, сжимали сердце шевалье. Однако хотя жилки на его висках бились чуть сильнее обычного, улыбка ни на минуту не сходила с его губ.

Маркиз снова пригласил его сделать ставку. Роже вытащил из кармана последние двадцать луидоров.

Еще через пять кругов он не только отыграл свои двадцать луидоров, но и выиграл еще сорок. Тогда он начал играть осторожнее.

— Этот милый д'Ангилем настоящий приобретатель, — заметил маркиз де Кретте, придвигая шевалье пятнадцать луидоров, которые юноша только что у него выиграл. — Он пожаловал к нам в Париж за полутора миллионами ливров, а хочет заодно увезти с собою и наши деньги.

Роже понял урок, поблагодарил своего нового друга открытой улыбкой и опять начал играть столь же свободно, как тогда, когда проигрывал.

Но удача улыбалась ему: через десять минут перед ним уже лежали триста луидоров.

Надо сказать, что если перед тем шевалье порядком струхнул, то теперь его радость не знала границ.