Маркиз с глубоким вниманием следил за тем, как шевалье выбирает оружие.

— Прекрасно, — сказал он, — вижу, что вкус у вас отменный. Забросьте-ка в угол свою старую шпагу, она никуда не годится, и возьмите эту. Вот и хорошо! Итак, до вечера, позади монастыря Дев святого причастия. Вы знаете, где это?

— Знаю.

— Впрочем, лучше дождитесь меня в гостинице, я заеду за вами по пути. А еще лучше, приходите-ка сюда к двум часам дня, вместе и перекусим.

— Вы слишком добры ко мне, маркиз.

— Полно, полно, перестаньте употреблять эти слова, между друзьями они неуместны, и к тому же от них отдает провинцией.

Вернувшись в гостиницу, Роже заперся у себя в комнате и погрузился в самые мрачные мысли. Совет составить завещание, мимоходом высказанный маркизом, не шел у него из головы.

«Черт побери! — думал шевалье. — Будет чертовски глупо, если окажется, что я приехал из Лоша в Париж лишь для того, чтобы меня здесь укокошили».

Затем он облокотился на стол, подпер голову рукою и принялся думать о Констанс, о матери, об отце, об очаровании родного края, о том очаровании, какое человек начинает ценить, только покинув родные места, ибо в полной мере постигает его, лишь очутившись вдали от дома; наконец шевалье решил приняться за письма и сочинил длинные послания Констанс, отцу и матери; пока он писал их, сердце его сжималось и слезы капали на бумагу.

Роже плакал так долго, что у него иссякли слезы; к тому же погода стояла прекрасная, небо было безоблачно, яркий луч солнца проникал в окно, и в этом широком луче плясали миллионы пылинок; в хорошую погоду смерть кажется нам менее ужасной: уже давно замечено, что в августе встречаешь гораздо больше храбрецов, нежели в декабре.

Шевалье тряхнул головой, поднялся с места, взялся за эфес шпаги и вытащил ее из ножен; рука у него была крепкая, и шпага показалась ему не тяжелее обычной рапиры. Он остановился посреди комнаты и сделал резкий выпад, затем стал в третью позицию, потом — в четвертую и сделал еще несколько быстрых и коротких выпадов; в общем он остался весьма доволен собою, убедившись, что не утратил ни навыков, ни силы, хотя уже почти полтора года не брал в руки рапиру.

В два часа дня он вышел из гостиницы и направился в особняк маркиза. Кретте ожидал его в оружейной в обществе д'Эрбиньи и Тревиля.

Там же был накрыт стол: на нем стояли отбивные, паштет и две бутылки выдержанного вина.

При виде всех этих вкусных вещей, шевалье объявил, что он просто умирает с голоду, так как еще ничего не ел, а только выпил в девять утра чашку шоколаду.

Остальные хором поддержали его.

Трапеза прошла так весело, как будто они, встав из-за стола, собирались ехать в Оперу. Правда, шевалье время от времени ощущал нервическое покалывание в сердце, но ощущение это было мгновенным и не могло согнать улыбку с его губ.

За столом просидели около часа, однако, сверх двух бутылок не было выпито ни одного бокала вина. За десертом четверо друзей обнялись.

— Вот что, шевалье, — сказал д'Эрбиньи, который считался лучшим фехтовальщиком среди молодых дворян, составлявших общество маркиза де Кретте, — вчера, когда вы объезжали Мальбрука, и нынче, когда мы играли в мяч, я сразу заметил, что у вас железные икры и стальная рука; не давайте же спуску этому черномазому Коллинскому, ибо, полагаю, он непременно захочет иметь дело с вами, что вполне естественно, так как вы весьма галантно, обещали насквозь проткнуть его шпагой. Помните, он мастер на обманные движения и ложные выпады. А потому отступайте, уклоняйтесь, пусть он как следует натрудит себе руку, а уж там вы с ним легко справитесь.

— Когда у меня будет второй поединок, — отвечал шевалье, — я, быть может, и стану отступать, ибо, как говорит мой отец, отступать — не значит бежать; но в первом поединке я, черт побери, не отступлю ни на шаг; скажу вам заранее: коли на месте дуэли окажется стена, я, чтобы не было соблазна отойти прислонюсь спиною к этой стене.

— А противник тут же пригвоздит вас к ней, как бабочку к доске! Давайте-ка без фанфаронства, мой милый: помните, что, расправившись с вами, Коллинский тут же набросится на нас.

— Постараюсь задать ему жару, чтобы он не вздумал мешать вам заниматься своими делами, — сказал Роже.

— Аминь! — возгласил д'Эрбиньи.

— Аминь! — подхватили Кретте и Тревиль.

Все трое взяли шпаги, шевалье свою так и не снял; потом они уселись в карету.

Когда подъехали к монастырю Дев святого причастия, Кретте дернул за шнурок, кучер остановил лошадей; сидевший с ним рядом на козлах юный жокей быстро соскочил и распахнул дверцу.

— Подождешь нас тут, Баск, — сказал маркиз. — Внимательно следи за происходящим, полагаю, что на обратном пути экипаж будет нам нужен еще больше, чем теперь.

Молодые люди спрыгнули на землю.

— Ну, как вы сейчас себя чувствуете, Роже? — осведомился маркиз.

— Я? Превосходно! И чтобы оказать честь обществу, в котором нахожусь, готов драться с самим дьяволом во плоти.

Подъехала вторая карета. Противники наших молодых героев вышли из нее. То были братья Коллинские, некий граф из Саксонии — фон, Горкаюн и кавалерийский офицер по имени Бардан.

Подойдя к маркизу де Кретте и его спутникам, они поклонились.

Противником Роже, как и предполагал д'Эрбиньи, оказался Коллинский-старший, непременно пожелавший драться именно с шевалье, а так как и шевалье со своей стороны жаждал сразиться с венгром, то спора не воспоследовало.

В остальных поединках сошлись: маркиз де Кретте с Коллинским-младшим, д'Эрбиньи — с Барданом, а Тревиль — с графом Горкаюном.

Дуэлянты стали в исходную позицию; в любую минуту им могли помешать, и потому они, не теряя времени, скрестили клинки.

Маркиз де Кретте получил удар шпагой, она рассекла ему запястье; д'Эрбиньи уложил на месте Бардана, а Тревиль был убит графом Горкаюном.

Шевалье сразу понял, что имеет дело с очень сильным противником; несмотря на это, Роже сдержал свое слово и не отступил ни на шаг. В ходе поединка он сумел трижды ранить Коллинского: в первый раз проткнул ему щеку, во второй — встречным ударом вонзил ему. шпагу в горло, в третий раз, быстро уклонившись от выпада грозного противника, рассек ему грудь.

Коллинский-старший упал.

— Черт побери! — воскликнул сидевший на траве маркиз. — Ну и удар у этого малого! Да он может протаранить стену.

Увидя, что его брат упал, Коллинский-младший хотел наброситься на Роже. Однако д'Эрбиньи преградил ему путь.

— Минуту, сударь! — крикрнул он венгру. — Я, с вашего соизволения, буду иметь честь расправиться с вами тем же манером, каким мой друг д'Ангилем расправился с вашим братом.