– Вы не помните, при каких обстоятельствах получили ранение? – Врач ему, пожалуй, не поверил.

– А по голове меня не били? – Голова гудела. Так что мало ли что. Может, амнезия из-за черепно-мозговой…

– По голове не били, в сердце только пырнули. А имя-фамилию свои помните? Тут вами из органов интересуются.

Имя, фамилию и даже отчество Волков помнил отлично, а интересу людей из органов и вовсе не удивился. Обычная практика при ножевых ранениях. Он даже знал, какие вопросы станут задавать, и прекрасно понимал, что отвечать и кому нужно позвонить, чтобы ребята из органов на него не слишком наседали. То есть себя Волков осознавал целиком и полностью, чем зарабатывал на хлеб с маслом – помнил, а вот при каких обстоятельствах попал в переплет – забыл. Странная какая-то амнезия, подозрительная.

А врач все не уходил, все сопел, хмурил седые брови.

– Что? – спросил Волков не слишком вежливо и, облизав пересохшие губы пересохшим языком, поморщился.

– Интересный момент, знаете ли. – Врач улыбнулся, но как-то неуверенно. – Ранение у вас уж больно любопытное.

– Да, медицинский феномен, вы уже говорили. – Захотелось потрогать грудь, проверить, на месте ли его феноменальное сердце, но рука оказалась привязана.

– На всякий случай, – пояснил врач, но что именно на всякий случай, не растолковал. – Я не про рану, я про характер ранения. Он такой, словно вы себя сами… – Он многозначительно замолчал, посмотрел выжидающе.

– Сам себя пырнул? – Волков хотел было засмеяться, но передумал, побоялся лишний раз тревожить рану. – Вы шутите, док?

– Я – нет, а вы?

– Я похож на самоубийцу?

– Характер ваших прежних ранений и ваша выправка намекают на то, что вы знаете, как обращаться с оружием. Вполне вероятно, что вы тоже из органов или из какой-то силовой структуры.

А доктор-то не дурак, наблюдательный дядька.

– Был. И в органах, и в силовой структуре, но на вопрос вы так и не ответили. Я похож на самоубийцу?

– Нет, однако ранение и в самом деле странное. Я уж молчу про обстоятельства, при которых вы к нам попали, но… – Он хлопнул себя по коленкам и поднялся со стула. – Думаю, те, кому положено, во всем разберутся.

Те, кому положено, попытались разобраться, и Волков, как мог, старался им помочь. Не вышло. Ни следов, ни свидетелей, ни зацепок. Камера наблюдения у приемного покоя ничего подозрительного не засекла. Да и что ей засекать, если полудохлого Волкова подбросили к служебному входу, а там никаких камер и кусты в человеческий рост от самого пролома в стене, тоже, видимо, служебного. Там и слона можно было незаметно подбросить. Дорогу у пролома проверили, тоже ничего интересного – дорога как дорога. На одежде Волкова никаких следов, разве что рыбья чешуйка на джинсах. Где он эту чешуйку подцепил, черт знает. Водоемов в округе полно: речка, озера, два рыбхоза. Все не обойдешь и не осмотришь.

И амнезия, будь она неладна! Амнезия беспокоила Волкова своей какой-то странной избирательностью. Из его памяти пропали целые эпизоды. Попытка восстановить хронологию событий ни к чему не привела, стало только хуже. Волков не помнил не только день, предшествовавший ранению, куда-то испарились воспоминания о позапрошлом лете, хотя осень он помнил отлично: все свои дела, все заказы, имена и фамилии клиентов. Кто бы знал, что его уникальная, почти фотографическая память выкинет такое коленце! Знал бы, вел записи. А он не вел. Все обстоятельства дел, имена, адреса, телефоны и даты хранил не в папках и не на жестком диске, а в голове. И вот что-то в мозгах полетело, дало сбой. Информация накрылась. Пусть не вся, но ее часть. И видимо, очень значительная, коль уж кто-то пытался его убить, а еще кто-то – спасти. Или он сам добрался до больнички?

Волков спросил у доктора, но доктор был категоричен: с таким ранением он бы далеко не ушел. Значит, не сам, а его спаситель отчего-то решил сохранить инкогнито. Это тоже непонятно. Очередная странность в этом деле.

Если память Волкова и подводила, то к физическому выздоровлению он шел семимильными шагами. Рана заживала очень быстро, как на собаке. И сердце не беспокоило. Почти… Все же что-то с его сердцем было не то. Волков долго не мог подобрать определение этому неприятному ноющему чувству в груди, а потом вдруг понял – это тоска. Не простая хандра, а какое-то особенно ядовитое, разъедающее сердце и душу чувство. Словно воспоминания вырезали по живому, отняли что-то важное, то, что по доброй воле он никогда бы не отдал. Чутье, которое затаилось, но никуда не делось, нашептывало, что нужно разбираться в случившемся как можно скорее, по горячим следам, пока нападение не повторилось или, что еще страшнее, не загрызла тоска.

Из больницы он фактически сбежал. Уходил, кстати, через тот самый «служебный пролом» в стене. На дороге поймал частника – и ищи-свищи. Впрочем, «ребят из органов» поставить в известность о своих планах он не забыл. Ребята нормальные, службу несут исправно, ссориться с ними без особой нужды незачем. А он хоть и не подозреваемый, но все равно фигурант по делу. Сколько дело будет тянуться и как быстро развалится, другой вопрос, но закон без особой надобности лучше не дразнить. Он так и сказал Митьке Селиванову, старинному приятелю и боевому товарищу, а по совместительству высокому полицейскому начальнику, приехавшему проведать его в больничку, а заодно собственнолично изучить ситуацию.

– Мешать вам не стану, но и без дела сидеть не буду. Мить, ты ж меня знаешь.

Митька знал, поэтому лишь вздохнул неодобрительно, а потом велел:

– Ты, Волк, хоть в курсе меня держи и смотри там… Уж больно близко эта сволочь к тебе подобралась. Теряешь нюх, Серый?

Нюх он, может, и не потерял, а вот память точно. И с этим нужно что-то делать. Желательно побыстрее.

И он попытался. Когти рвал, чтобы разобраться в происходящем. Даже сходил на прием к известному на всю страну гипнотерапевту. Ничего не вышло. Подсознание Волкова сопротивлялось, не желало делиться с хозяином информацией. Так сказал известный на всю страну гипнотерапевт, и Волков послал его к черту. Что-то было в его подсознании, гудело назойливо, намекало. На что намекало, он так и не понял. Может, на то, что сеанс гипноза с ним уже проводили, и вполне успешно?

А квартиру его московскую обыскивали. Возможно, пока он валялся на больничной койке, а возможно, раньше. Он бы и не заметил, если бы специально не искал следов вторжения. И чувство это было сродни дежавю, словно Волков уже проходил это раньше, в той части жизни, которую сгрызла амнезия. А с тайником и запасной квартирой все было в порядке. Похоже, об их существовании человек, учинивший обыск, не догадывался. Но прятаться Волков не стал, просто утроил бдительность. В сложившейся ситуации лучший способ выследить врага – это самому стать наживкой. Митька Селиванов был прав, когда говорил, что эта сволочь подобралась слишком близко. Для спеца уровня Волкова это непростительно. Нож в сердце… Это же как нужно было расслабиться! Первым делом его кровь проверили на наркотики. Ничего не нашли, даже следов алкоголя. Черепно-мозговой травмы тоже не было, значит, в момент нападения он находился в сознании. Был в сознании, а удар в сердце не отразил.