«А ты говорил, что плох в стратегии».

У Чэня осталось впечатление, что Тиратана не тянуло возвращаться в монастырь. Здесь, в поле, его постоянно что-то отвлекало от мыслей. Ему не хотелось задумываться о Цзоучине. Чэнь не представлял, почему, не считая той запомнившейся ухмылки человека после боя.

Хотя человек и умалял свои способности к стратегическому мышлению, Чэнь уже раньше видел, как Вол’джин обдумывает сведения вроде собранных ими и вплетает в изощренные планы боя. Одно дело – оценить размер армии, а другое – знать, что с ней может сделать хороший полководец. Тиратан был из тех, кто мог бы понять это и обнаружить маленький изъян в планировании, способный разрушить даже лучший из планов.

Чэнь обнаружил, что Тиратан с готовностью делится своими мыслями по вечерам, в тихое время, когда возможная смена темы могла опять привести к расспросам о семье человека. Чэнь продолжил бы эти разговоры из естественного любопытства, но подозревал, что Тиратан в ответ начал бы справляться о Ялии и дразнить его из-за матримониальных планов.

Пандарен, конечно, знал, что дразнили бы его добродушно. В другой раз, за кружкой эля и дымящейся чашкой риса, Чэнь бы не полез за словом в карман. Но он не желал портить свои мысли о Ялии. Ему хотелось лелеять их и воспоминания о ней. Хоть он и знал, что дает волю фантазии, ему не хотелось, чтобы ему об этом лишний раз напоминали.

На третий день они заметили ферму, стоящую на склоне. Холмы вокруг были изрезаны каменистыми террасами. Когда-то за полями ухаживали, но сейчас разрослись сорняки, а урожай сглодали дикие звери. Темные тучи медленно собирались на севере, напитанные черным дождем. Не обменявшись ни словом и отбросив осторожность, они направились к ферме, пока не пролился ливень.

Дом был прочно сложен из камня, с деревянной крышей, не пропускавшей воду. Крестьянин с семьей, должно быть, уже сбежал, предупрежденный беженцами или монахами. Несмотря на то, что сборы проходили наспех, в доме было опрятно и чисто. Более того, не считая скрипучих половиц, Чэню это место казалось идеальным.

Тиратан же видел больше. Он постучал кулаком по задней стенке, в том числе у буфета рядом с камином. Стенка отдалась гулко. Он пошарил круго́м и нашел какой-то рычаг, который, когда его потянули, задвинул буфет за камин. За ним оказалась черная дыра – с лестницей, ведущей в погреб.

Человек спустился первым, с кинжалом наготове в правой руке. Чэнь последовал за ним с маленькой дубинкой в одной лапе и светящимся фонарем – в другой. Он был на середине лестнице, когда Тиратан вышел на площадку. Кто-то из них наступил на другой переключатель, потому что буфет за ними со щелчком задвинулся.

Тиратан глянул наверх, затем поманил Чэня к себе.

– Думаю, друг мой, мы переждем грозу со вкусом.

Хоть погреб и был крошечным, его целиком занимали шкафы с десятками банок – маринованными турнепсом и кабачками. Лежала в корзинах собранная морковь. Свисала длинными гирляндами с балок сушеная рыба – явно закупленная в обмен на овощи.

А в углу – маленький дубовый бочонок, так и ждавший, чтобы его открыли.

Чэнь взглянул на него, потом на Тиратана.

– Только по глоточку?

Человек задумался на секунду и уже хотел было ответить, когда над ними завыл ветер. Дверь в дом с треском распахнулась – вполне возможно, что из-за грозы.

Но потом затопавшие по полу над головой тяжелые шаги и грубые тролльи проклятья указали на совершенно обратное.

Чэнь и Тиратан переглянулись.

Человек медленно покачал головой. Сегодня будет не до бочонка, хоть после такой ночки наверняка захочется пить.

Вол’джин сгорбился, уперевшись коленом в землю и прижав запястье правой руки к боку. Он уже поднялся на гору выше места, где ранее беседовал с Тиратаном, но ненамного. Дальше путь шел совсем круто. Тролль был вполне знаком со скалолазанием, но боль в боку не позволяла покорить гору так споро, как ему бы хотелось.

Вол’джин бы очень хотел присоединиться к Чэню и Тиратану в их разведывательной миссии и с нетерпением ждал их донесений. Но все же был рад, что Тажань Чжу согласился с мнением человека и оставил Вол’джина при себе для планирования обороны. Он не только был лучше подкован в этой области, но и, будучи троллем, понимал зандаларов и их повадки лучше кого бы то ни было.

– Не считаешь ли ты любопытным, Вол’джин, что даже после того, как отрава целиком покинула твой организм, ты не исцелился полностью?

Он быстро обернулся, все еще пытаясь отдышаться после подъема.

Позади стоял Тажань Чжу – в половине десятка ярдов ниже по тропе, с таким видом, будто не сделал сюда ни шага.

Вол’джин решил, это потому, что монах в куда лучшей форме, чем остальные, а не потому, что сам он в куда худшей форме.

– Это не редкость. Зул’джин потерял глаз, ему отрезали руку. Он так и не излечился.

Пандарен медленно покачал головой.

– Отрастить утраченную конечность или сложный орган – не то же самое, что залечить порез. Тебе трудно говорить из-за горла. Трудно бежать и выстоять в схватке с упорным врагом – из-за бока. Мы оба знаем, что, отправься ты с друзьями, ты бы их только замедлял.

Вол’джин кивнул.

– Даже несмотря на хромоту человека.

– Да. Конечно, он провел здесь больше времени, но восстановился лучше тебя.

Глаза тролля сузились.

– Почему это, по-твоему?

– В каком-то смысле он считает себя достойным восстановления, – монах вновь покачал головой. – Ты же в каком-то смысле – нет.

Вол’джину хотелось оскорбленно прореветь, но горло бы этого просто не допустило.

«Мне не хватает и дыхания».

– Продолжай.

Пандарен улыбнулся настолько раздражающе, что… на какой-то миг Вол’джин мог бы понять и оправдать вторжение зандаларов.

– Есть такой вид крабов, который поселяется в ракушках вместо отращивания панциря. Некогда два брата-краба росли бок о бок. Они становились все больше и больше, и тут один нашел череп. Кости спереди были раздроблены, и он пробрался внутрь. Другой нашел шлем, защищавший череп. Первый полюбил череп и идеально врос в него. Второй же cчитал шлем не больше чем очередной ракушкой. Но когда пришло время двигаться дальше, первому не хотелось покидать череп. Тот определил его и полностью устроил, так что краб перестал расти. Второй же, пускай и нехотя, оставил шлем и брата позади. Он расти не перестал. Не мог себе этого позволить.

– И какой из этих братьев я?

– Все зависит от твоего выбора. Ты краб в черепе, который доволен тем, что запер себя в ловушке? – Тажань Чжу пожал плечами. – Или же ты краб, что продолжает расти и ищет новый дом?