Если Хтонь есть проекция страхов и ужасов из моего мира на реальность Тверди — то я уже прекрасно догадался, какой из кошмаров мне предстоит встретить.

Скрежещущие звуки раздались из дома ближе к полуночи.

— Уа-а-а-а-а! — заорал кто-то внутри, и Кузя дернулся.

— Страшно? — спросил я гоблина.

— Ваще-то я хочу потом всё это сожрать, — сказал он и облизнулся. — Боюсь как бы не подгорело. Мы этому черту еду давать не будем, да?

— Молодцом! — кивнул я. — Впереди — встреча с чудищем, а думаешь о жрачке. Настоящий орк! Если будешь сегодня вести себя хорошо — я тебе сделаю очень мощную татау. В качестве бонуса. Ни одна падла не сможет прочитать твои мысли или внушить тебе свои желания, а?

— И рыжий? — уточнил Кузя и ткнул кухонной лопаточкой в сторону потолка.

— Рыжий — особенно. Проверено! На нем работает безотказно!

— Ну че, тогда буду молодцом, че…

— Ыу-у-у-у! — доски одного из окон затряслись и из них полетели мелкие щепочки, а гвозди начали сами собою выкручиваться наружу.

— Каждое утро местные мужики с попом вместе доски обновляют, — прокомментировал Рикович с крыши. — Гвоздей не жалеют, а все без толку. Вылезает, гад. Правда — иногда возится долго, если забьют хорошо. Тогда, говорят, шастает по окрестностям только пару часов перед рассветом. Как светать начинает — прячется.

— А чего не сожгут дом к едреной бабушке? — спросил я. — Огонь в Хтони работает, как и везде.

— Ермоловы не велят, — откликнулся Иван Иванович.

Одна из досок вылетела и я увидел крупную такую руку, сплошь покрытую густым седым волосом, с длинными черными ногтями на узловатых пальцах. Рука эта тут же принялась расшатывать вторую доску.

— Ермоловская, что ли, деревня? — в просвет между досками окна просунулась и вторая рука, и принялась отдирать горбыли один за другим.

— Деревня — нет. Магазины — да, и электробусы, которые сюда ходят — тоже да. То есть формально нет, но на самом деле — да. Многие аристократы держат клиентелу из простолюдинов в земщине, — голос менталиста слегка охрип, то ли из-за ночной прохлады, то ли из-за того, что в окне появилась бородатая рожа хтонического деда. — Сам понимаешь, где тьма — там и Ермоловы! По крайней мере на югах все так и обстоит.

Рожа у старика а была откровенно страшная, с покрытыми бельмами чернющими глазами, пористой мертвенной кожей, страшными, огромными зубами и полным отсутствием носа, как будто тварь эта активно болела сифилисом. Отврат, короче! А вот борода была знатная, завидная. Капитальная такая борода, белая, с полметра длиной!

— Аы-ы-ы-ы! — пробивая своим телом себе проход, огромный старик выполз наружу, и принялся спускаться по склону холма прямо к нам.

Крупный, падла, ростом с меня, длиннорукий и длинноногий — чисто кошмарный сон с бодуна.

— Ну ты видел, видел? — сказал Кузя. — Ну нахрен!

И спрятался под прилавок. Гоблины в отличие от уруков страх чувствуют, да еще как!

— Не нассы мне там на кухне, Кузенька, — предупредил его я. — А то мыть заставлю. Собственными портками.

Сверху, с крыши, послышалось клацанье затвора и скрип кресла, а потом частое гавканье пистолета Риковича. Целовальник тратил патрон за патроном, и, что характерно — попадал, но как-то без особого эффекта. Я перегнулся через прилавок, ухватил сковородку с жареным мясом за рукоять и сказал:

— Это Хранитель Хтони, его из пистолетика не убьешь. Тут нужен творческий подход! — и шагнул вперед, навстречу скачущему по влажной траве чудовищному деду.

Он подвывал, ухал, опирался на все четыре конечности, не обращал внимания на дырки у себя в теле и вообще вел себя крайне невоспитанно. Но, почуя близкое и аппетитное жаркое, аж замер, приняв стойку как у охотничьего пса и втягивая огромными ноздрями воздух. Что он там втягивал? У него же носа нету! Как нюхать-то? Или можно? Надо будет прояснить этот анатомический момент, в Сети порыться… В голову как обычно лезла всякая дичь, так что я тряхнул башкой и шагнул вперед.

— Что, мертвечина, соскучился по нормальной вкусной и нездоровой пище? Иди сюда, туловище, у меня тут полная сковородка! На кой хрен тебе пьяниц жрать, у меня тут свининка, да с сальцем, да с лучком! — я осторожно продемонстрировал твари содержимое сковороды и мне даже показалось на секунду, что в хтонической нечисти, давно мертвой и измененной зловредными миазмами, появилось что-то наподобие человеческого любопытства.

Но это была тварь, тварь как есть — в его безумных глазах плескалась чернота, потусторонняя. И эта чернота потянулась ко мне, и одновременно с этим дьявольский старик ринулся вперед, протянув страшные свои руки к сковородке.

— Кушайте, — сказал я. — Не обляпайтесь!

И плеснул в него кипящим и шкворчащим кушаньем, в самую рожу, и, пользуясь его замешательством и дикими воплями, наотмашь врезал сковородой деду по морде, а потом — еще и еще раз! Звон стоял капитальный, да и ручка от сковороды погнулась.

Монстр сразу же смекнул, что добра ему ждать не приходится, и поживиться тут нечем, и попробовала пуститься наутек, в сторону берлоги на холме. Но хрен там: отбитая сковородкой башка работала, видимо, плохо, и хтонического деда водило из стороны в сторону и шатало, и ноги с руками у него заплетались. И прыжки получались корявые! Так что с видом заправского дискобола… Дискобол — он диски метает на олимпиаде, если что, а не что-то там другое! В общем — я запустил ему в затыльник сковородой, и, дождавшись, пока тварь уткнется носом в землю, согнул руку в локте и сделал торжествующий жест:

— Ес-с-с!

А потом вытянул из-за спины кард, в несколько гигантских прыжков подобрался к чудищу и отрубил ему голову к чертовой матери, стараясь не заляпаться красной-красной кровью, которая хлынула у него из обрубка шеи.

— Ты же говорил — творческий подход! — возмутился с крыши Иван Иванович.

— Творческий подход — и отрубание головы! — пояснил я. — В дом со мной пойдешь? Надо еще эпицентр найти.

— Ну его нахрен! — замахал руками Рикович. — А вдруг там еще бабка у него есть?

Но я-то знал, что бабки там точно не было! Бабка — это из другой песни.

* * *

Согласно классической схеме закрытия Прорыва или Аномалии — нужно было убить Хранителей и