Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я качнула бедрами, потираясь о его член взад и вперед, нуждаясь в трении... нуждаясь в чем-то.
― Еще, ― умоляла я.
― Бл*дь, ― пробормотал он в мою кожу.
Его губы снова прошлись по моему подбородку, он ущипнул сосок через лифчик, заставив меня ахнуть, чтобы его язык овладел моим ртом, пробуя меня на вкус так, как я мечтала.
Мы пожирали друг друга в темном углу, теряясь в дымке запретного удовольствия, игнорируя все, что могло заставить нас остановиться.
Все, но только не парней, выкрикивающих мое имя.
Их крики разрушили наш мирок, и инстинктивно мы отпрянули друг от друга.
― Бл*дь, ― снова пробормотал он, не отводя от меня взгляд, такой же опустошенный, как и мои чувства. ― Нова.
Я прикоснулась к своим губам, пытаясь сохранить воспоминание о нашем поцелуе.
― Я не...
Я не хочу останавливаться, хотела сказать я, но признание было слишком похоже на мольбу, и я оборвала себя.
Не то, чтобы это имело значение, потому что он, очевидно, думал о том же.
― Хочешь пойти домой? ― спросил он, но что-то в его вопросе дало мне понять, что возвращение домой ― это нечто большее, чем наше ежедневное времяпрепровождение.
И мне не терпелось выяснить это.
― Да. Отвези меня домой.
Это прозвучало как мольба, но, представляя, что может произойти, меня это не волновало. Я бы умоляла его на коленях, если бы это означало, что мы не остановимся.
Теперь, когда мы начали, я не хотела останавливаться.
ДВЕНАДЦАТЬ
НОВА
ПРОШЛОЕ
Первое, на что, войдя, я обратила внимание, ― идеальная семейная фотография, которая, по словам мамы, была нам просто необходима, потому что мы стали семьей. Рядом с ней стояла наша совместная с Паркером фотография, которую мама заставила нас сделать в роли брата и сестры.
Не то напоминание, в котором я нуждалась, когда мои губы все еще пылали от его поцелуев. Не тогда, когда мне хотелось наброситься на него, как только за нами захлопнется дверь, и мы могли снова все повторить.
Из-за угла светил тусклый свет, оставленный нами на кухне, освещая нас в тени. И когда я обернулась, то заметила, что он смотрит на ту же фотографию, и меня сковал ужас.
Прошло тридцать минут с тех пор, как я впервые поцеловала Паркера Каллахана... тридцать минут слишком долго. Мы поспешно попрощались и молчали всю дорогу, сидя на заднем сиденье такси, оба погруженные в свои мысли... я прибывала в предвкушении. Я надеялась, что Паркер, испытывал такое же волнение и предвкушение, но, увидев его хмурое лицо в тот момент, когда он уставился на фотографию, я забеспокоилась, что, возможно, только я испытываю нечто подобное.
― Нова...
― Нет, ― я оборвала его прежде, чем он начал свою речь о том, почему мы не должны этого делать. Он мог бы привести любую причину, и все равно это не имело бы значения. Мне было плевать. Наши родители уехали на выходные, и между нами не было преград. ― Только на одну ночь, ― взмолилась я. ― Как подарок на мой день рождения. И по ее прошествии мы не будем ничего обсуждать.
Так же, как и в последние несколько месяцев. Между нами были сплошные недомолвки, и мы не обсуждали наши чувства.
Наконец он отвел взгляд от фотографии, посмотрел на меня мрачным взглядом, и я затаила дыхание, ожидая.
Почему он не повторял то, что делал раньше? Почему не затащил меня в свою комнату? Почему не выглядел таким же отчаянным, как я?
― Если только нам не о чем будет говорить, и сейчас я выставляю себя идиоткой, заявляя о неразделенных чувствах.
На это он, наконец, отреагировал. Откинул голову назад и рассмеялся.
― Ха! Бл*дь, нет. Твои чувства стопроцентно взаимны. Господи, Нова, ― вздохнув, сказал он, затем провел рукой по волосам и помассировал шею. ― Если я начну рассказывать о своих мыслях, то ими можно будет заполнить много томов энциклопедий. Так что, поверь, в этом ты не одинока.
― Ты тоже об этом думаешь? ― нерешительно спросила я.
Он покачал головой, словно не понимая моего вопроса.
― Постоянно, ― прошептал он, медленно сокращая расстояние между нами. ― Как думаешь, почему я прихожу к тебе практически каждую ночь?
С каждым его шагом мое сердце билось все сильнее, разгоняя адреналин, словно лава, по венам. С каждым шагом я задыхалась, отчаянно желая его.
― Моя кровать удобнее? ― предположила я.
Его губы искривились, а глаза отяжелели.
― Тогда почему я избегаю других девушек?
― Правда? ― Он кивнул, и, сглотнув, я попыталась выдавить из себя еще одну язвительную фразу: ― Возможно, ты сдерживаешься ради Орена?
Наконец, он оказался в нескольких сантиметрах от меня ― так близко, что мне пришлось откинуть голову назад, чтобы выдержать его пылающий взгляд. Он словно пригвоздил меня к месту, но я была добровольной жертвой. Возьми меня, ― умоляла я в ответ на его обжигающее обещание.
― Нет, Нова, ― сказал он, убирая мне за ухо выбившуюся из прически прядь волос, его грубые пальцы нежно коснулись моей щеки. Ласка была мимолетной, но сравнима с прикосновением к эрогенной зоне, посылая мурашки по телу. ― Потому что я не могу перестать думать о тебе. Не могу перестать наблюдать за тобой, хотеть тебя.
И я пропала, обхватила его за талию, чтобы не упасть. Вся кровь прилила к нижней части моего тела, и я почувствовала головокружение. Я видела Паркера практически во всех ситуациях, в которых только может прибывать человек, но таким ― никогда.
Он никогда раньше не уделял мне подобного внимания, словно я оазис в пустыне. Словно я Stratocaster 1968 года, на котором играл Джими Хендрикс (прим. пер.: Джеймс Маршалл Хендрикс, известный всему миру как Джими Хендрикс ― один из самых знаменитых музыкантов ХХ столетия. Белый Fender Stratocaster 1968 года выпуска ― самая культовая моделью, которая, для непосвященных поклонников является олицетворением самого понятия «гитара Хендрикса», на котором Джими отыграл, самый известный концерт в своей истории ― выступление на фестивале Вудсток 1969 года). Словно я была единственной, кого он хотел, и собирался делать со мной все, что пожелает.
― Так часто я не дрочил уже много лет. Я, бл*дь, безумно
