Меня окружали люди недалекие и ограниченные. Я была одинока среди всех этих людей, но скрывала слезы, так как считала низостью вызывать ими сострадание других. Я себя слишком уважала, чтобы считать достойной такой участи. Прибавьте к этому еще врожденное предчувствие моей будущности, которое придавало мне бодрость выдерживать все мои страдания и сносить ежедневно неприятности со многих сторон. Ничего я так не избегала в жизни, как быть кому-то в тягость.

Я прожила с Петром 16 лет. Великий князь не искал моего общения. Но более чем когда-либо я старалась снискать расположение больших и малых. Никто не был забыт мною, и я поставила себе правилом думать, что я нуждаюсь во всех, и всячески приобретать общую любовь, в чем и успела. После свадьбы меня охватила страшная тоска. Ничто не предвещало мне счастья. Одно честолюбие поддерживало меня и ни на минуту не оставляющее чувство, что рано или поздно я сделаюсь самодержавной русской императрицей. Я поняла, что, не истребив в себе нежных чувств к этому человеку, я непременно буду несчастлива и измучусь ревностью без всякого толку. Но для того чтоб не ревновать, есть только одно средство – не любить. Я вспоминаю, как на моих глазах, не стесняясь, великий князь ухаживал за одной прехорошенькой гречанкой – фрейлиной Елизаветы. Ее потом выдали замуж за генерала Мелиссино. Великий князь уверял меня, что это всего лишь большая дружба. Я хотела бы верить этому…

Я чувствовала себя в совершенном одиночестве. И лишь чтение спасало меня. Книги служили единственным лекарством от скуки. Я усвоила себе привычку, чтобы избегнуть скуки, всегда иметь в кармане книгу, и, как только появлялась благоприятная минута, я принималась за чтение. Поэтому я так близко приняла к сердцу, когда узнала, что Дидро вынужден продать свою библиотеку. Жестоко лишать ученого его книг. Я часто трепетала, чтобы у меня не отняли моих, когда бдительно следили за моим чтением и поведением. Вначале я читала одни романы, но после Вольтера стала разборчивей. В пятнадцать лет я уже изучала философию и была углублена в себя.

Петр III был на год с небольшим старше меня, а по сути он всегда был ребенком, но ребенком неразумным и упрямым, смело идущим к своей гибели. Мать его, дочь Петра I, скончалась от чахотки через два месяца после его рождения. Отец, голштинский герцог, был племянником шведского короля Карла XII. Императрица Елизавета, вступив на престол, решила объявить его своим наследником и послала за племянником в Голштинию, отказав посольству шведов, которые хотели сделать его наследником шведского престола.

Петр III ненавидел русских и говорил, что ему приятнее было бы уехать в Швецию, чем остаться в России. Судьба по ошибке вознесла его на престол. Петр пил с десятилетнего возраста и не хотел ничему учиться. Он сам не понимал, что творил. Недостаток воспитания и склонность ко всему пошлому и грязному способствовали тому, что все свое время он проводил в кутежах и разврате. Его приближенные, тоже люди недалекие, руководили им. Опасаясь моего влияния, они учили его, как следует обращаться с женой, рассказывали, что их жены не смеют перед ними пикнуть, что мужчине стыдно быть под каблуком у своей жены. Обо всех этих внушениях я узнавала от самого великого князя.

Он хотел царствовать, но не старался ничем сделать себя достойным того. Самым злейшим его врагом был он сам. Не обладая гением Петра Великого, он старался походить на него в грубости выражений, которые, хотя и произносились шутя, в хорошем обществе воспринимались, как брань. В особенности это не нравилось людям мелочным, привыкшим к словам придираться больше, чем к смыслу. Никогда не забуду одного князя, который на смертном одре вспомнил, как царь однажды назвал его сукиным сыном. Петр III мало любил своих приближенных и не ценил народ, над которым ему суждено было царствовать.

Когда он вступил на престол, в манифесте ничего не было сказано ни обо мне, ни о наследнике. Я знаю, что ему внушали, будто Павел и Анна не от него, что отец Павла – граф Салтыков, а Анны – Станислав Понятовский. Любовница Петра, Елизавета Воронцова, получила орден Святой Екатерины, который жаловался только принцессам королевской крови. Все шло к тому, чтобы удалить меня.

Петр III процарствовал семь месяцев в окружении шутов и женщин известного поведения, не просыхая от бургундского. Когда Петр III заключил мир с королем Пруссии в Семилетней войне, он закатил великолепный пир, на который была приглашена вся знать Петербурга и многие иностранные министры. Во время обеда он позволил себе неприличную и оскорбительную выходку, громогласно в присутствии всех гостей назвав меня, его жену, дурой, так как я отказалась поднять вместе с ним тост за прусского короля. Все знают, как были оскорблены русские этим позорным миром, который Петр III после смерти Елизаветы заключил с Пруссией. Добровольно отдать Пруссии то, что было завоевано, сделать побежденных пруссаков победителями, – нет, Петр III слишком далеко зашел в своем пренебрежении ко всему русскому.

Петр III разорял офицеров, которые усердно служили против прусского короля. В перевороте против Петра III смешалось все: и недовольство родовитых дворян пренебрежительным к себе отношением, и опасения относительно его совершенно непредсказуемых и авантюрных действий. У всех на уме было только одно – поскорее избавиться от безумца. Заговор готовили, но это и не был заговор, это было всеобщее движение, все ждали отплытия императора в Данию, что должно было стать сигналом к восстанию. Но все произошло гораздо раньше, почти стихийно и без всякой подготовки, но эта случайность обеспечила такой успех, которого нельзя было бы ожидать от самых строгих и обдуманных действий. Известие об аресте капитана Пасека, которому было известно о заговоре, ускорило счастливую развязку. Все были рады, когда Петр III отрекся от престола. Церкви были распахнуты настежь, священники благословляли приход.

После отречения Петр III сам избрал себе резиденцию в замке Ропша, неподалеку от Петербурга, который принадлежал ему, когда он был великим князем. Там он продолжал предаваться кутежам и разврату. К нему был приставлен Алексей Орлов, который в одной из пьяных драк и прикончил его, защищая, как он говорил, свою жизнь. Зная Петра, я не могла ему не поверить. Но эта смерть продолжает мучить меня, хотя я ее не хотела. Это случилось не по моей вине и не по моему желанию. Но что значат желания императрицы? После моей коронации граф Бестужев взялся представить просьбу относительно того, чтобы я избрала себе супруга. Узнав о том, канцлер Воронцов немедленно приехал ко мне и стал просить, чтобы я отвергла это предложение, потому что он не желает мне такого мужа, а себе повелителя, как Григорий Орлов. Могущество императрицы заканчивается там, где начинаются желания ее подданных.

После смерти Петра III я чем могла покровительствовала Елизавете Воронцовой, посылала ей деньги и вообще старалась помочь чем возможно, но я знаю, что в людском мнении я остаюсь убийцей собственного мужа. Мне известно, что молва приписывает мне ужасные пороки и такое количество любовников, на которых не хватило бы и тысячи таких, как я. Я никогда не защищалась и не оправдывалась от всех этих чудовищных вымыслов, – это глупо. Опровергать слухи и ложь – самое безнадежное дело. Будь ты честна и добродетельна, все равно не избежишь ни зависти, ни клеветы окружающих, которые с жадностью ловят любой грязный намек. Совсем не обязательно отвечать на всякую хулу, достаточно того, что я всегда была чиста перед собой и перед Всевышним, и я знаю, что Бог не оставит меня».