Но именно у либералов – и именно в силу их идеологии – потребительская ориентация выражена предельно полно. И, служа своему потреблению, они автоматически, незаметно для себя самих, начинают служить странам и регионам, где потреблять наиболее комфортно, – нашим объективным, стратегическим конкурентам. И, живя ради потребления, они начинают любить те места, где потреблять хорошо, комфортно, и не любить те, где потреблять плохо, неуютно.

Не любить Россию.

И это очень хорошо демонстрируют практические действия либералов, по-прежнему обслуживающих власть и практически полностью определяющих ее как минимум социально-экономическую политику.

Конечно, западные стандарты культуры и цивилизованности во многом несовместимы с российской общественной психологией, а во многом – и с объективными потребностями нашего общественного развития.

Но у либералов отторжение от страны достигает высочайшей степени. В результате значительная часть интеллигенции, а точнее, образованного слоя, который является единственным носителем культуры и развития как такового, оказывается потерянной для страны, так как обижается на нее кровно, предъявляя ей непосильные для нее, несоразмерно завышенные стандарты своего личного потребления. Потребления не только материального, но и интеллектуального – и еды, и дорог, и разговоров «на кухне», и демократии.

Эти непосильные стандарты несовместимы с существованием страны и требуют уничтожения: либо ее, либо либералов как обладающего существенной властью клана. Данный выбор становится все более актуальным, и его откладывание всего лишь повышает шансы либерального клана, обслуживающего интересы глобального бизнеса, на уничтожение России.

Почему малое и среднее предпринимательство в России не может стать основой для появления отечественного среднего класса

Основой «среднего класса» Советского Союза были инженерно-технические работники (ИТР), работавшие на производстве и во множестве разнообразных НИИ. Они были движущей силой демократической революции и привели к власти либеральных фундаменталистов, которые уничтожили их в социальном смысле ради возможности спекуляций и разграбления общественного достояния. Новая российская государственность, созданная в начале 90-х, во многом сохраняет это направление по сей день.

Понятно, что такая нацеленность государства делает его непримиримым противником всякого развития контролируемой им территории, так как грабеж и развитие несовместимы, делает его несовместимым и с формированием массового среднего класса, причем сразу по двум причинам.

Прежде всего, средний класс обладает достаточно высоким благосостоянием, которое с точки зрения грабежа советского наследия является расточительством и бесхозяйственностью, неэффективным использованием денег, которые можно было бы присвоить и вывезти на Запад, в фешенебельные страны. Именно в этом главная реальная претензия Запада к руководителям типа Каддафи: если бы он воровал деньги своего народа – он неминуемо хранил бы их в «надежных» банках развитых стран, поддерживая тем самым их финансовые системы (как делает, например, российское руководство Резервным фондом и Фондом «национального» благосостояния); попытка же направить деньги своего народа на его собственное развитие (вне зависимости от степени ее успешности) воспринимается Западом как наглый грабеж, так как деньги страны остаются в ней.

Вторая причина несовместимости среднего класса с правящей тусовкой заключается в том, что средний класс характеризуется не просто уровнем жизни и его стабильностью, но и психологическими характеристиками – в частности, высокой добросовестностью. Эти характеристики в принципе противоречат базовой модели российской правящей тусовки, заключающейся, насколько можно судить, в обогащении любой ценой и легализации личных богатств на Западе.

Таким образом, массовый средний класс несовместим с самой нынешней государственностью. По крайней мере, если моя гипотеза верна. Его основой не может стать ничто, потому что его просто не может быть. Иначе он ликвидирует нынешнюю правящую тусовку и оздоровит государственность.

И действительно: уровень потребления среднего класса характеризуется возможностью купить из текущих доходов товары длительного пользования. По данным Левада-центра, доля россиян с этим уровнем жизни выросла с 4 % в 2000 году до 19 % в 2012. Однако значительную часть этой категории составляют люди, которые, обладая уровнем потребления среднего класса, не являются его частью в силу своих психологических особенностей. Это чиновники, полицейские, преступники, разного рода авантюристы.

Собственно средний класс, обозначаемый нашими социологами обычно как «ядро среднего класса», с середины 90-х и по сей день оценивается различными социологами в 3–8 % населения (обычно 5–7 %), но при этом удивительно стабилен в рамках каждого исследования.

Это люди, обеспечивающие свое благополучие и сохраняющие свою мораль, в прямом смысле слова «вопреки системе».

Малый и средний бизнес не могут создать массовый средний класс прежде всего потому, что они не могут существовать вне системы государственного управления, не принимая ее «правила игры».

Типичный представитель среднего класса не может регулярно платить взятки, вступать с представителями власти в теневые и, строго говоря, противозаконные взаимоотношения. Он просто в силу своих психологических характеристик не может осуществлять недобросовестные действия в отношении конкурентов, потребителей и деловых партнеров – то есть делать то, что необходимо в российском деловом климате либо для выживания, либо для успеха в конкурентной борьбе.

Разговоры о неразвитости в России малого и среднего бизнеса далеки от реальности. Так, категория малого бизнеса в нашей стране носит, прежде всего, налоговый характер: для минимизации льгот государство весьма жестко ограничивает параметры бизнеса, который признается «малым». В результате то, что у нас считается «малым бизнесом», в развитых странах Европы в целом соответствует категории «микробизнеса».

В 2003 году, 10 лет назад, Министерство антимонопольной политики применило к российским реалиям итальянские критерии малого бизнеса – и оказалось, что уровень его развития в нашей стране отстает от уровня Италии, этого мирового лидера по развитию малого бизнеса, лишь на треть. С того времени ситуация значительно улучшилась, и отставание, соответственно, сократилось. Даже по официальным данным доля малого бизнеса в ВВП выросла за 10 лет с 12 до 20–22 в прошлом и 20–25 % в этом годах. Доля занятых в нем увеличилась за то же время с 12 до 17 млн. чел., причем еще примерно столько же, по оценкам, занято в «теневом секторе».

Однако вероятная близость к развитым странам количественных показателей развития в России малого бизнеса не должна затемнять принципиальных качественных отличий.

Малый и средний бизнес в России действуют в условиях наличия значительного спроса и огромных пустых рыночных ниш, но в условиях жесткого давления со стороны государства и часто сращенной с ним организованной преступности. Враждебный характер делового климата, компенсируемый наличием в стране огромных денег, характеризуется началом этого года, когда из-за резкого и внезапного повышения обязательных социальных платежей официально прекратило коммерческую деятельность, по оценке известного российского предпринимателя Дмитрия Потапенко, около 600 тыс. индивидуальных предпринимателей. Даже если половина числилась таковыми лишь на бумаге, а часть оставшихся «ушла в тень», – это наглядно характеризует отношение государства к малому и среднему бизнесу. При этом премьер Медведев и его окружение длительное время в течение развертывания этого геноцида предпринимателей заявляли, что все в полном порядке и не происходит ничего необычного и неправильного.