я закрыла лицо жертвы. Но оставила открытыми лица тех, кто над ней издевался. И… конечно же вы правы, мы, юристы, — продажные твари и все делаем за деньги. Меня в первую очередь интересуют деньги школы, это верно. Но не думайте, что я совсем циничная и равнодушная. Пока мы будем судиться со школой, эти вот кадры обойдут весь интернет. У этих людей на фото — не будет будущего. Никто не захочет с ними сотрудничать. Никто не примет их на работу. Помните Суджин? Она была довольно известным айдолом, пока в компанию не пришли доказательства того, что она занималась буллингом своей одноклассницы. Ее уволили и она до сих пор не может найти себе работу. Говорят, что ее видели на доставке еды… а ведь там просто показания одноклассницы были! А тут у нас — такие сочные фото… думаю, что это может сойти даже за «принуждение к действиям сексуального характера». Даже если жертву не насиловали, трудно отрицать, что это — именно насилие сексуального характера, верно? Так что… это не мое дело, я получу свои деньги и уйду в закат, но полагаю, что прокуратура заинтересуется этим делом. И жертве, и нападающим по семнадцать лет… так что все подлежат уголовной ответственности за такие преступления. Таак… — она подняла голову к потолку и задумчиво потерла подбородок: — дайте подумать. Принуждение к действиям сексуального характера приравнивается к изнасилованию. Совершенное группой лиц по предварительному сговору… носящее длительный и неоднократный характер, связанное с издевательствами и… пытками. Да, характерные следы от ожогов сигаретой — это очень поможет. Сложно сказать, но учитывая, что преступление совершенно в первый раз, если все участники раскаются и принесут извинения, если пойдут на сотрудничество со следствием… думаю где-то от пяти до восьми.

— Чего от пяти до восьми⁈

— Лет. От пяти до восьми лет колонии разумеется. Первый год или два они будут содержаться в колонии для несовершеннолетних, а потом… потом их переведут во взрослую тюрьму. Молодых. По такой красивой статье. — Юна едва-едва изгибает губы, но ее глаза не улыбаются. Она смотрит прямо в глаза господин Сону и сейчас то, что она не видит лица, не умеет распознавать людей — ей только на руку. Она знает, что людей пугает, когда она смотрит им прямо в глаза, но не видит их. Словно бы они — предметы мебели. Для нее глаза господина Сон — простые стекляшки, вовсе не зеркало души. Она не видит в них угрозу, не видит гнева или ярости. Не видит страха, не видит боли. Не видит горечь отца за своего сына. Ничего не видит. И это хорошо.

— Говорят, что молодым парням, осужденным по статье за сексуальное насилие, очень трудно адаптироваться в тюрьме. — замечает она: — По статистике каждый третий совершает попытку суицида в первый же год.

— Хватит! — мужчина ударяет ладонью по столу: — Хватит! Вы издеваетесь надо мной⁈ — он встает и нависает над столом, тяжело дыша.

— Вы! Чего вы хотите добиться⁈ Что это? Мой сын не мог… это подделка? Фотомонтаж?

— Боже, боже… — мурлычет Чон Джа: — так старомодно. Фотомонтаж… сейчас принято говорить дипфейк.

— Сядьте. — коротко бросает Юна и мужчина, чуть поколебавшись, опускается на стул. Снова наступает пауза, в течении которой Юна выпивает глоток из своей чашки. Уже остыло. Она вздыхает. Голова продолжает раскалываться, все-таки пить нужно меньше. Чертова Чон Джа, это она все виновата!

— Господин Сон. Никто не собирается вас за нос водить. Я действительно готова поддержать ваш иск в составе коллективного иска к школе. И получить свой гонорар. — говорит она и наклоняет голову: — Что вас удивляет?

— На этих фотографиях мой сын!

— Да? Вот как… тогда у нас возникает конфликт интересов. Извините, я плохо разбираю лица людей, не увидела. Что же… тогда, пожалуй, нам пора. Чон Джа, оплати счет. Извините за потраченное время. — она встает и кланяется.

— Постойте! — говорит мужчина и она останавливается. Вопросительно поднимает бровь.

— Сколько… сколько нужно заплатить? — выдавливает из себя господин Сон.

— Заплатить? Извините я не беру взяток. — она смотрит на сидящего мужчину с высоты своего роста. Выходит из-за столика. Что там нужно было мелкому? Чтобы этот господин Сон заявление забрал из полиции? Да он сейчас туда галопом поскачет… и потом будет молиться, чтобы все тихо было.

Мужчина провожает ее потрясенным взглядом. В этот момент к нему за стол садится Чон Джа и кашляет, обращая на себя внимание.

— Чего вам… — начинает было мужчина, но она перебивает его.

— Она взяток не берет. — улыбается Чон Джа: — Я беру. Так и… сколько у тебя есть?

Глава 14

Когда он открыл глаза, то первым делом увидел спящую Чон Джа. Она лежала совсем рядом, с полураскрытым ртом и удивительно умиротворенным лицом. Опять она к нему в постель залезла, что ей тут медом намазано? В конце концов, он уже не мальчик, у него с утра порой одеяло палаткой стоит, а она тут совсем рядом, мягкая и теплая… да еще и ногу на него закинула, да так, что у него сейчас мочевой пузырь лопнет.

Он помотал головой и осторожно отодвинулся, выползая из-под ее ноги. Тяжелая. Все-таки она… совсем не соблюдает личные границы, вот. Нельзя так. Кто ее потом замуж возьмет? Да и Старший тоже хорош, пользуется… всем пользуется. А теперь — спит.

Он вздохнул и побрел в ванную комнату. Такие вот дни порой случались — нечасто, но случались. Какие — такие? А вот такие, когда он открывает глаза, а Чон Джа не суетится на кухне, что-то весело напевая себе под нос и готовясь к рабочему дню в офисе, а дрыхнет без задних ног, да еще и свой футон к его футону впритык подтащила. В глубине души он знал, что именно это означает. Во-первых, вчера Чон Джа немного перебрала в баре, отмечая какой-то гонорар. Так и сказала, дескать честной работой денег не поднимешь, задержалась вечером допоздна, а ночью приперлась домой пьяная и с кучей денег. И с этого момента он уже помнил все смутно, потому что ему спать хотелось, но проснулся Старший и сказал, что пьяная женщина — это как обезьяна с гранатой, тут нужно очень осторожно, вот буквально на пуантах вокруг нее. А то утром проснешься, а