Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сделаем вот как… я же бандит?
— Ну?
— Я пришел в общагу, увидел тебя сидящей на вахте и принял меры, чтобы никто меня не смог сдать. Обезвредил, так сказать, возможного свидетеля.
— Какие-такие меры? Убил, что ли? Не надо меня убивать, Морозов, даже понарошку… кошки, дохлые матрёшки!
— Ну зачем же сразу убил? Так, связал, в комнату утащил, кляп в рот сунул и…
— И снасильничал? — глаза комендантши блеснули.
— Как тебе будет угодно, в учениях все можно. Это же учения.
— Связанную снасильничал? — не унималась Егоровна.
— Мне без разницы.
— Ну, давай связанную. Что тебе, жалко, что ли?
— Хорошо. Получается, что после этого ты не смогла позвонить милицию.
— Ну конечно, — произнесла Василина Егоровна. — Я же связанная была, еще и уснула потом…
— Вот и договорились, я пошел.
— Пока, Морозов, Нурику привет, скажи, чтобы зашел.
Я поднял бровь.
— А он к тебе не заходит?
— Редко, — вздохнула женщина, — пару раз в день всего.
После моего «нападения» комендантша окончательно разоткровенничалась. Я улыбнулся, а про себя подумал — всем бы так редко… Прошел по коридору, вот и моя комната номер тринадцать на первом этаже. Толкнул дверь — заперто. Нурика нет дома? Достал ключ, поковырял им в скважине, и дверь неожиданно распахнулась.
В проеме стоял Нурик с глазами круглее, чем у лемура.
— Мороз⁈ Ты?..
— Я быстренько прошмыгнул внутрь:
— Нет, Папа Римский. Забыл, как я выгляжу? Чего спрашиваешь?
— Прости, Мороз, тут такое дело-на… — Ахметов повесил голову.
— Чего? Выкладывай. Василину разлюбил? И не знаешь, как ей сказать?
— Да с Васькой у нас все пучком, по два раза на дню кровать ломаем, сетка уже растянулась до самого пола… Тут другое…
— Ой, да говори уже. Вот этот твой взгляд совестливого конокрада мне совсем мне нравится.
— Э-э, ты чо-о?.. Казахи коней не воруют, они их едят сразу.
— Быстро рассказал, в чем дело! — гаркнул я.
— Я хуже конокрада, Мороз… Я… предатель. Я тебя сдал.
— Вот даже как. Ну, признание облегчает участь, рассказывай.
— Да чего рассказывать. Пришли сегодня двое в штатском, корочки показали, я даже не разглядел толком, красные цветом, так у многих они красные. Стали про тебя спрашивать. Думал, это из профсоюза за неуплаченные взносы ищут, а они говорят такие: покажите нам койко-место гражданина Морозова. И глазами зыркают, будто дичь загоняют.
Нурик потоптался на месте, заново переживая весь ужас внезапного вторжения. И продолжил:
— Ну я думал, может, тебе бумажку какую хотят оставить или еще что. Вот, говорю, любуйтесь, товарищи, и показал им кровать твою. А они что-то давай про тебя опять расспрашивать, мол, с кем ты тут общаешься, чем дышишь, часто ли выпиваешь и слушаешь «Голос Америки». Представляешь-на? Я оглянуться не успел, как еще кто-то в комнату затерся. Я им такой, граждане из профсоюза, покиньте мое жилье. А они такие глазки сузили, как вы, товарищ, с органами разговариваете, нехорошо. Советские граждане уважают советскую милицию. Прикинь? И я тут совсем охренел. А один из них говорит, что вот пожалуйста, гражданин Ахметов, сдёрните одеяло с кровати вашего соседа. Ну я сдуру взял и сдернул, а там кулек с сушеными грибами. На мухоморы похожи. Но я сильно не разглядел. Но вообще-то не было их там, Мороз, это они тебе подсунули, пока меня забалтывали. И тут же кто-то кричит, мол, товарищи понятые, обратите внимание… И изъяли кулек. А теперь тебя ищут. Вот такой я недотепа, Мороз… Предатель-на…
Всё получилось, как я и думал — фортель с грибами уже провернули. И, вроде, ждал я этого поворота — а всё равно почувствовал, как внутрь будто тяжёлый камень бухнули. Вот, суки!..
— Ну, ты на себя не наговаривай, все нормально, никакой ты не предатель, — успокоил я всё-таки Нурика.
— Я чего подумал-то… А разве у нас за кулек мухоморов статья? Я что-то нифига не врубаюсь-на…
— Там все гораздо интереснее. Потом расскажу. А сейчас я тороплюсь. Я пока поживу в другом месте, так что с Василиной можешь свою койку продавливать пока. Но на мою даже не смотри… Я вернусь.
— Уходишь? Понял… Эх… На вот, держи… — Ахметов протянул мне какую-то странную висюльку из меди, в виде капелек с орнаментом и круга. — Это тебя защитит.
— Спасибо, — я взял оберег и сунул в карман. — А что это?
— Амулет от сглаза, повесь на шанырак юрты своей новой, где жить будешь.
— Я так-то в квартире хотел расположиться.
— Все одно, и в квартире можно. Шанырак — это там, где вход. Понял?
— Понял.
Мы крепко пожали руки, и я стал собирать вещи. Одолжил у Нурика вместительную спортивную сумку, наскоро накидал туда легкой одежонки, носков и прочих трусов. Попрощался с соседом и выбрался в окно. Вдоль стеночки, кустами, через газон. Ну, вот и всё.
Но тут я вспомнил, что Верке обещал с мужиками профилактику провести. Вернулся через кусты, притаился в зарослях живой изгороди газона, подошел к ним очень близко, что хлебный запах пива чувствуется, даже сглотнул. Десантника и след простыл, за столиком сидели все свои, общаговские. Вскрываться я все одно не хотел, только лишний раз коменду подставлять и Нурика. И я придумал коварный план. Мне даже стало легче, пока я, сидя в кустах, изобрёл его за полминуты.
— Мужики, — прохрипел я, изменив голос, насколько смог.
— Чего? Ты кто? — завертели те головёнками.
Не узнали — значит, нормально изменил.
— Вы по кустам не ссыте больше. Опасно это.
— Тебя не спросили? Ты где вообще?
— Я тут за кустами прячусь, но выйти не могу.
— Почему это не можешь? — гудели выпивохи, но никто не полез на голос.
То ли кусты были слишком плотной стеной и колючие, то ли голоса моего хриплого и таинственного опасались эти суеверные люди, а может, и все вместе.
— Потому что я, как вы, струю пускал в газон, и теперь мне стыдно вам показаться.
— Ха! Чудак-человек, нашел чего стыдиться! — хихикали соседи, тыкая локтями друг