Я понимала, что он говорит о маме и о том, что я молчала. Не выдержав его прямой взгляд, я уставилась в пол под ногами и смяла в кулаке пожухлые листья.

- Нужно ещё полить цветы в маминой комнате, - произнесла я дрогнувшим голосом.

- Идём.

Максим с лёгкостью поднялся с кресла и выжидающе смотрел на меня, пока я решалась.

- Может, ты польёшь? – взглянула я на него умоляюще и протянула маленькую желтую лейку.

- Я могу, Маш. Без проблем. Но ты должна сделать это сама. Не нужно бояться. Она – твоя мама. Её нужно отпустить. Уверен, твоей маме сейчас тоже тяжело видеть тебя такой.

Сморгнув слёзы, я прижала к себе лейку и нерешительно двинулась с ней в мамину комнату. Едва не запнувшись о несуществующий порог, я вошла в её комнату и перестала сдерживать слёзы, которые лились уже сами собой.

Здесь осталось всё ровно так, как было при маме: её корзина с цветными клубочками, очки на прикроватной тумбочке, тапочки у постели… Платье на вешалке на плечиках на дверце шкафа, которое она планировала надеть во время следующего посещения больницы, которое так и не произошло, потому что врачи оказались чертовски правы в сроках. Или же мама, услышав их предположение, сама себя запрограммировала?

Это уже невозможно установить.

Я слышала, что Максим был рядом. Наверняка, он разглядывал и мамину комнату, но, отчего-то, я непрерывно ощущала его взгляд только на свой спине.

Всхлипывая, я полила цветы на мамином подоконнике, сорвала совсем сухие и безжизненные листья, смяв их в кулак с листьями из моей комнаты.

Стараясь больше не смотреть по сторонам, опустила взгляд в пол и попыталась как можно скорее выйти отсюда, но уперлась в Максима, машинально спрятав лицо в его груди.

Сильные руки обхватили мои плечи, притягивая в объятия. Чуть щетинистый подбородок коснулся виска, а я постаралась сосредоточиться на мужском дыхании, желая под него подстроиться и достичь того же уровня спокойствия.

- Ты молодец, - услышала я тихое над ухом. – Поплачь. Это нормально.

Глава 26. Макс

Глава 26. Макс

По просьбе Маши я отвёз её на кладбище. По пути она попросила заехать в цветочный, из которого вышла с цветами и устроилась на своём месте, молча разглядывая лепестки.

На кладбище я не пошёл за ней. Не сговариваясь, мы решили, что на могиле матери ей лучше побыть одной. Наверняка, есть что-то, о чём она готова рассказать только матери.

- Подожди, - остановила меня Маша едва слышно, когда на кладбищенском перекрестке мы решили разойтись в разные стороны. Отсчитав четыре красные розы от букета, она передала их мне. – Ты не зашёл в цветочный… я подумала, что они тебе пригодятся. Ты говорил, что хочешь зайти к родителям…

Темные заплаканные глаза на несколько секунд сосредоточились на мне.

- Спасибо, - ответил я несколько растерянно, понимая, что сам частенько заходил на кладбище, даже не вспоминая о цветах. Обычно, это была бутылка алкоголя, которую я распивал, молча глядя на фотографии на черном камне.

Поправив шапку, Маша обняла букет, купленный для матери, и двинулась по кладбищу. Несколько секунд я провожал её взглядом, а потом пошёл к своим, чтобы не смущать девушку свои присутствием.

Много людей захоронено с момента похорон моих родителей. Если раньше я находил их быстро, зная, что они где-то с краю от приметной для меня берёзы, то сейчас приходилось потрудиться, чтобы найти берёзу, а затем, сориентировавшись по ней, и могилу, где лежали мои родители.

- Привет, мам, пап, - улыбнулся я фотографиям. Смахнул с них тонкий слой пыли и положил на могилки по два цветка каждому. – Это вам не от меня. Сам бы я о них даже не вспомнил, наверное… Да, мам, я совсем не меняюсь, - хохотнул я и тут же затих.

Странно разговаривать с ними вслух. С годами я всё чаще обращался к ним мысленно и, обычно, в самые сложные моменты. Последний раз обращался, когда Лёльку, младшую сестрёнку, приспичило поступить в университет, находящийся в совершенно другом городе. Она твёрдо решила учиться там, жить в общаге, а не в квартире, которую я мог бы ей купить в качестве компромисса с моей стороны. Скандал тогда был большой. Ни один аргумент в пользу здравого смысла о том, что она должна учиться и жить в том же городе, где находятся её братья, не сработал. Тогда она твёрдо упёрлась в то, чего хочет, и переубедить у меня её не удалось. Она живёт, учиться, и работает в другом городе, а я чувствую себя матерью-наседкой, которая ищет подходящий момент, чтобы забрать её обратно под своё крыло.

- Что вам рассказать?... – спросил я мысленно и поджал губы. – У Лёльки парень через неделю служить уходит. Лёлька плачет, но, вроде, смирилась и приняла, что так надо. Лёха всё тот же балбес. Ни капли серьёзности. Но он пытается что-то делать. Крутится-вертится, схемки какие-то пытается мутить, которые, в итоге, разгребаю я. Всё как обычно, в общем.

Ещё минут двадцать я стоял перед родителями, гоняя в голове мысли о своей жизни. Пытался рассказать много, но так, чтобы они не волновались. Привычка.

Рассказал и о Марьяне. Немного, конечно. потому что сам много чего ещё не знаю. Но не упомянуть о ней я не смог. Всё-таки, сейчас эта девушка занимает достаточно значимое место в моей жизни.

Я попрощался с родителями и медленно пошёл в сторону перекрёстка, где мы с Марьяной разошлись. Пройдя немного дальше, я увидел её с опущенной головой, а рядом с ней мужчину, который что-то говорил ей со слезами на глазах, а затем неуверенно положил ладонь ей на плечо и приобнял так, будто боялся, что Марьяна сможет его за это побить.

Но Марьяна не шелохнулась, не отпрянула, но и не обняла в ответ. Она будто замерла, превратившись в одинокую свечу, и позволила себя обнять. Но её руки при этом оставались спрятанными в карманах голубой куртки.

Я насторожился, не понимая, кто этот мужчина такой, а потом прочитал по его губам «прости». Наверное, это был тот самый отец, который бросил маму Марьяны умирать.

Понятно, почему Марьяна не отвечала ему взаимностью. Но непонятно, почему не оттолкнула. Я ведь помнил, насколько она была на него обижена.

Отец отпустил Марьяну из своих объятий и перевел виноватый