Может быть, ему уже сейчас докладывают: свет в квартире горит по-прежнему, никто из квартиры не выходил. И Матиас недоуменно шевелит бровями. И отдает очередное распоряжение: «Ждите, ждите его, он сейчас выйдет, не дурак же он на самом деле!»

Пять, десять минут. Тишина. Боевики замечают тень, отброшенную на занавеску. Невероятно: он ждет. Ждет, когда к нему вломится смерть. Или он ничего не знает о смерти священника и принял слова Матиаса за чистую монету? Или надеется на крепость стен своего временного жилища?

Как хочешь, так и думай, начал нервничать Баланчин. Он убрал свой телефон в карман куртки. Выходить на связь с боссом не стоит. Распоряжение остается в силе, что бы ни планировал Марковцев.

— Может, он не один? — предположил Удалов.

Виталий пожал плечами: «Какая разница».

Он подошел к машине Семенова и стукнул в окно.

— Витя, мы пошли. Дождетесь нас, и вы свободны.

Для Семенова работа почти закончена. Он в последний раз бросил взгляд на окна квартиры объекта, неопределенно качнул головой и закурил сигарету. Через пять-десять минут он объедет дом, мигнет дальним светом, давая знак товарищам во второй машине: «Поехали».

Квартира Марковцева была на втором этаже. Когда боевики подошли к двери и Баланчин, изготовив оружие, позвонил, сверху раздались чьи-то неторопливые шаги. Виталий выругался. Сунул руку с пистолетом в широкий карман куртки и шикнул на товарища:

— Убери свою «дуру»!

Удалов убрал — буквально за пазуху. «Магнум» годился в двух случаях: прострелить навылет пару человек и ранить третьего и натурально для устрашения. Впрочем, существовал еще один вариант: предупредительный выстрел. В Питере его бы приняли за пушечный и стали сверять часы.

Накладка, сморщился Баланчин. Его лицо исказилось, когда случилась вторая:

— Открыто, — раздалось из квартиры.

Черт, надо заходить: какой-то человек уже ступил на марш третьего этажа.

Баланчин снова обнажил «Макаров». Резко толкнул дверь и на секунду спрятался за косяком. Выглянул в прихожую. Свет горел в зале и на кухне, и в прихожей было достаточно светло. Виталий вошел в квартиру первым, за ним скользнул Удалов, держа «магнум» двумя руками. Сейчас «орел пустыни» мог оказаться как нельзя кстати. Нереально огромный, он вызывал в груди трепет. Имея в руках такое оружие, команду «на пол!» можно отдавать шепотом.

Удалов закрыл ногой дверь в тот момент, когда кто-то из жильцов поравнялся с квартирой Марковцева. Он неслышно прошел широкую площадку, а напряженному Баланчину показалось, он затаился за дверью и Марковцев все же имел подстраховку. «Семенов, зараза, убью!» — выругался Виталий. Но вот шествие незнакомца продолжилось, и Виталия чуть отпустило. Даже на миг показалось, что дело сделано, пора поворачивать лыжи.

Он снова подал знак товарищу: «Давай, вперед!» Типа устрашай. Непредвиденная накладка плюс квалификация человека, по чью душу они пришли, только сейчас дали о себе знать. Голосом: «Открыто».

Небольшая прихожая походила на материализованное определение свободы: заканчивалась там, где начинался коридор, ведущий на кухню и в зал. Там заканчивалась и жизнь Романа Удалова. Но он пока не видел «вальтера», направленного на него. Может, кожей ощущал ствол в руках товарища, работающего на подстраховке. Роман — номер второй по жизни и в паре с Баланчиным, что устраивало его во время реальных заданий — пусть у тебя не желтая майка лидера, но всю ответственность и риск делили пополам. И только после шли мысленные разборки, жгла изжога неудовлетворения, рождалось жесткое, но незаконченное условие: «В следующий раз...» И никогда не возникало законного продолжения: «Следующего раза не будет».

В прихожей висела куртка, стояли ботинки. Открытые дверцы антресоли украшены вырезками из старых журналов. Особо выделялось фото Марины Нееловой. Актриса смотрела на одну стену, а взгляд Марковцева был прикован к затылку Романа Удалова. Едва Роман пересек невидимую границу между жизнью и смертью, а голова его товарища попала в поле зрения Сергея, сверху прозвучал выстрел.

Ноги Романа еще не успели подогнуться, а глушитель «вальтера» уперся в затылок Баланчину. — Брось пистолет! — негромко приказал Марк.

Он скользнул с антресолей, ударяя Виталия рукояткой «вальтера». Удар несильный, но в следующий миг Сергей оказался верхом на противнике, свалив его на пол.

Не так он представлял эту ночь, хотя в одном был прав: глаз ему не сомкнуть. Еще до звонка Матиаса он пил, не закусывая, и курил. Ходил по комнате, часто бросая взгляд на «вальтер» с глушителем. Он положил пятнадцатизарядный пистолет на середину стола; со стороны казалось, он давал понять, что надежда только на оружие. Да, но только в конкретной ситуации, начало которой лежало за порогом этой квартиры, за звонком в дверь или срочным вызовом по телефону. Вот тогда он дорого продаст себя.

Он думал о Николае Румянцеве, о том, что к нему неприменимо это позорное слово «сдал». Однако Сергей оперировал именно им, что больше подходило к этой тупиковой ситуации. Сдал или нет? Его труп говорил и да, и нет. Но главная подлость заключалась в том, что молчание Николая означало «да». Ему задают вопросы, он молчит, значит, что-то скрывает, и Адамскому больших доказательств не требуется. Только Герман зациклился на одном, тогда как молчание священника подразумевало совсем другое.

Другое...

То, чего не знал, не мог знать Адамский.

Он совершил еще один существенный промах, интересуясь, с какого времени служит в церкви Сергей Марковцев...

Сергей нашел выход. Точнее, четко обозначил его, сформулировал, облек в предстоящий обвинительный монолог. Теперь важно дожить до утра. Считай, дожил.

...Баланчин попытался уйти от удержания со стороны головы, сопротивляясь, имитируя попытку вращения в одну сторону, чтобы резко изменить направление в противоположную. Сергей не дал перевернуть себя на спину. Когда противник извернулся и оказался боком к нему, он сильно ударил его коленом в висок, довершая наработанный прием из боевого самбо. Виталий обмяк окончательно, и подполковник, взяв его руку на излом, втащил в комнату.

Склонившись над телом Романа и подняв «магнум», Сергей покачал головой: «Ненормальный какой-то». Вернулся к Баланчину и приказал стать на колени, скрестить ноги.

— Что ты должен был сделать, убрав меня? Не бойся, я не трону тебя. Максимум, что тебе грозит, простоять на коленях до утра.

— Отзвониться Адамскому, — ответил Виталий, потирая больную руку.

— Отзванивайся. Ты знаешь, что сказать.

Баланчин вынул трубку и выбрал из списка номер.

— Готово. Да, хорошо, все сделаем.

«Ну?» — кивком спросил Сергей.

— Адамский приказал спрятать твой труп.

— Место выбрали?