— Толково, — одобрил гость. — Немудрено, что вы запомнили. Теперь мы ведем это дело, а вы работаете на нас. К утру восстановите по памяти ваше письменное обращение и перечислите все документы, а также их краткое содержание, которые вы передали Скворцовой. Вы увидите меня утром. Если вы свяжетесь со Скворцовой, увидите меня еще и вечером. До свидания, Николай Николаевич.

Герман вышел, оставив дверь открытой. Баженов, горько усмехнувшись, позавидовал скорости, с которой его обработал этот человек. И ему показалось, что жизнь кончилась.

Сергей Марковцев нашел Миранду в той же бильярдной на Петровке. Он был взвинчен и походил на человека, боящегося чего-нибудь испугаться. Равно как и его настрой чем-то походил на беспредел «курганских», расстрелявших в декабре 1997 года одного из своих врагов недалеко от знаменитого здания на Петровке, 38. А до этого они устроили показательную казнь оппонентов из другой группировки — недалеко от СИЗО «Матросская тишина».

Марковцев словно возвращался в те годы, когда его боевики наравне со столичными группировками, а когда и опережая их по качеству и мастерству исполнения, валили конкурентов. Хороший был возраст. Тридцать семь, еще тогда пришел к выводу Марк, рассуждая по-спортивному, — пик карьеры, когда ты играешь лучше, но уже пора уходить на более спокойную работу. Побаливают старые травмы, но не дают покоя заманчивые предложения. И вот в груди снова слегка подзабытый кураж.

Рекламный багряный свет брызгал из глаз Сергея и степенно струился из глаз двух «атлантов», подпирающих короткий козырек над входом в игорное заведение.

Парни узнали Марковцева.

Первый зал. Дым стелется над зеленым сукном, смягчая, заглушая удары шаров, щадя уши от резкой музыки и почти не мешая отдельным ленивым голосам. Сизая дымка скрывает знакомый блеск глаз завсегдатаев заведения и все больше замедляет их ленивые движения.

Второй зал. То же самое. Миранда в этот раз одета по-другому. На ней расклешенные джинсы голубоватого цвета, кофта с длинным рукавом-фонариком, но все с тем же откровенным, чуть ли не до пупка, вырезом. Белоснежный бюстгальтер подчеркивает ее прелести. В тонких пальцах сигарета.

— Пошли? — Сергей кивнул на выход. — Я нашел «Кудряшку» со старым переводом.

Миранда сняла со спинки стула свою белоснежную сумочку «Шанель» и даже не попрощалась с приятелями. Спокойно так, без суеты. Не из-за «Кудряшки» и иллюзорного образа отца, вставшего подслеповатым призраком за плечами Сергея, а ради какого-то интереса. Еще в первый раз Миранда отметила, что Марковцев молчаливый и скучный, но с ним интересней, чем с болтливым.

У нее всегда была возможность потренироваться над воссозданием образов людей, окружавших как отца, так и ее саму. Может, от нечего делать, от того же уныния, которое она отметила и в Сергее. Она мысленно подражала отцу — она глава банка, председатель совета директоров управляющих компаний; мысленно копировала Адамского — она шеф службы безопасности. И не потому, что в ней преобладало мужское начало, хотя взгляд, мимика, жесты были «чисто» мужскими, даже голосовые интонации. А вот речь сложена по-женски, с едким сарказмом, с долей ревности и превосходства. Впрочем, внешние признаки — это схожесть с отцом. Стала бы она подражать своей матери или жене какого-нибудь бизнес-партнера отца? Да никогда в жизни. Та же уникальная женская ревность не даст сделать этого.

Вот и Сергей стал для нее объектом наблюдения и анализа. На взгляд Миранды, он походил на лесника. Он не водит по лесу и не талдычит, подглядывая в Красную книгу, про сорта деревьев, трав, редкого кустарника, исключительной зверушки, залетной птицы — ему такие детали вроде побоку. Он просто стережет свой лес от браконьеров. Заслышал визг пилы — и в ту сторону, но уже со своей бензопилой и с вратарской маской техасского маньяка. Услышал выстрел — и на звук. Уже со своим ружьем или там карабином. Делает выстрел, прикусив зубами запасной патрон, потом «ломает» ствол и загоняет в него «прикушенный» заряд. Бабах! — выстрел по убегающей фигуре.

Что-то в этом роде пронеслось в голове Миранды. Бессвязным, незаконченным короткометражным фильмом, над чем еще можно поломать голову. Что было очень даже неплохо. В ее мире все было гораздо проще, она могла купить или попросить в подарок все, вплоть до настроения. А вот сейчас прикинула, что и Сергея ей купили — как игрушку в магазине из одноименного французского фильма. Со старым переводом. И она согласно сюжету взбунтовалась против отца. Нежась в ванне, она манит к себе Сергея, и он, не раздеваясь и не снимая обуви, лезет к ней. Потом они стреляют на каком-то светском рауте, бросают любовницу отца в бассейн.

— "Кудряшка" — это предлог? — спросила Миранда.

— Если тебе нужен перевод, узнай адрес переводчика. Я все сделаю. Но для начала надо съездить к Рукавишникову, его вроде бы Володей зовут. Где он живет, я знаю.

— Зачем ехать к нему?

— Надо потренироваться. Иначе все это будет называться пижонством.

Выбор сам собою пал на самого мелкого из «мучеников» матиасовского «батальона смерти», буквально мытаря — сборщика податей, начинавшего с разводов лохов на дальневосточной барахолке. И это было на руку подполковнику. Он знал свое дело и в данную минуту начинал долгую работу с нуля, которую можно было окрестить началом конца. С ковки болванки, которой вскоре коснется безжалостный резец токарного станка. До тех пор, пока она не замрет в руках доводчика и засверкает двенадцатой степенью полировки. «Антихрист будет происходить от блудной девы-еврейки двенадцатого колена блудодеяния». Что было немного созвучно и в тему.

— Да он спит, наверное, — отозвалась Миранда и предвидела ответ: «Вот мы его и разбудим». И не ошиблась.

Она не спросила: «Ты подставляешь меня?» Наверное, по той причине, что в любой момент могла юркнуть в свою спасительную норку и обрести прежнее состояние: покупать и заказывать все что угодно. Выгодная позиция. По той же причине отмахнулась от гамлетовского видения отца, хлопающего серыми крыльями за спиной Сергея. Ему вообще все просто и ничего не грозит. Даже больше: не может грозить. У него ни дня без проблем не бывает. Кажется порой, что он и рожден для устранения трудностей всякого рода. Этакая машина, буквально прокручивающая проблемы и питающаяся ими, в ходе процесса рождает новые. Если встанет этот конвейер, заглохнет и сама жизнь.

Собственно, Миранда в отце всегда видела эту машину, а порой, смягчая тона, — неустанного скворца, таскающего дождевых червей своим птенцам.

— Это как-то связано с отцом? — спросила Миранда.

— Пронесет, я думаю.

— Надеюсь. Иначе тебе несдобровать.

В Миранде промелькнули сухие и в то же время слегка надменные черты бывшего вице-премьера, влиятельного банкира страны, о котором пишут в «форбс», «Файнэншл тайме».

— Поедем на твоей машине или на моей? — спросила девушка.

Марковцев мог использовать Миранду лишь раз.