— Ну, брось! — Лис нахмурился. — У нас с тобой такая работа, что любить да по коленке гладить нас никто особо не станет. Я ж не плачусь!

— Это у тебя работа, Михалыч… Работа! — повторил Леший. — Я не в том смысле, что деньги и квартира… А в том, что ты живешь этим и уважаешь себя. А вот у меня так не получается.

— Так ты уважай! — Лис посмотрел на своего агента, словно ожидая, что тот сию минуту начнет себя уважать.

Леший тоже посмотрел на многолетнего куратора и отвел глаза.

— Ладно. Говори, чего вызывал.

Лису не нравился этот разговор. Обычно Леший никогда не затрагивал тему своей двойной жизни, не жаловался. И он не проявлял жалости к агенту. Работа есть работа. Заботиться об агенте можно и должно, жалеть — нельзя. Может, Леший в самом деле стареет? Но гадать было некогда.

— Дело важное, Петруччо, — сказал Лис. — Про Джаваняна слыхал, конечно?

— Слыхал, — кивнул Леший. — Батона тоже под это дело положили с дружками. Только говорю сразу: темняк здесь кромешный. Хотя откуда вонь идет — ясно: его увольняли, увольняли, москвича ставили, ставили… По закону не вышло, так по-другому решили… Вартана в землю, а москвич все одно на его место сел…

— Кончай, Петруччо, мозги полоскать. Сейчас все философы. Меня конкретная тема интересует: кто сработал, кто что знает, ну и так далее…

Агент махнул рукой.

— Откуда? Я без понятия. О таких делах никто не болтает…

— А по Омару с Лыжником?

— Омара знавал, он у Карпета в охране… Этих что — тоже завалили?

— Тоже.

Леший покачал головой.

— Я давно в обществе не вращался, Михалыч. Видишь — от тебя стал новости узнавать.

— Вижу, — сказал Лис. — А ты повращайся. Предложи тему, обнови знакомства. Если надо — подкину чего… Хватит тебе кебабами объедаться, Петруччо! От размеренной жизни меня самого тоска точить начинает, а это вредно!

Он помолчал.

— Если ты сам не против, конечно.

— Я в последний раз аж в мае со своими кентовался, — с сомнением проговорил Леший. — С Круглым «бобра» одного московского ощипали… И разбежались. С тех пор много воды утекло.

— В мае, говоришь? Это на базе, что ли? — Лис поднял бровь. — Поэтому и уволился?.. Впрочем, ладно, я этого не слышал. А в клубе этом твоем, в «Мелехове», — кто там собирается?

— Да пидоры одни, рожи пластмассовые, — поморщился Леший. — Хотя… Разные люди бывают. Вон, Ваньку Боцмана видел там с подругой, а у Ваньки с этим делом точно порядок…

— Ванька Боцман? — переспросил Лис.

— Ну да. Сын Валета, который Питона еще завалил — помнишь? Откинулся весной по УДО[11], он сейчас в авторитете.

— Да, я в курсе, — сказал Лис с непроницаемым выражением лица.

— А еще там бабы с шестами! — вспомнил Леший.

— Какие бабы?

— Ну, голые, ясно дело! А раз бабы голые танцуют, значит, там не обязательно пидоры!..

Лис удивленно посмотрел на него, словно не расслышал. Потом задумчиво покивал головой.

— Бабы — это, Петруччо, очень хорошо, — проговорил он словно самому себе. — Это ты правильно сообразил. Ты б воспользовался, что ли. Раз уж тебе шашлычок положен, может и это обломится…

— Худые, как циркули. На что они мне? — Леший презрительно сплюнул, поднял глаза на Лиса.

— Ладно, Михалыч. Хватит нам с тобой порожняки гонять. Попробую скентоваться с кем-нибудь при случае, раз уж такая надобность возникла.

— Правильное решение, Петруччо! — одобрил Лис. — И суетиться-то особо тебе не придется. Просто включайся, если про Джаваняна или Омара разговор зайдет, да на ус наматывай. Да, и вот еще что: в Богатяновке кодла одна есть, «Волки» зовутся. Пацаны зеленые, но злые…

— Это от перекорма и от компьютеров, — тоном знатока вставил Леший. — В мое время таких не водилось.

— Очень мне эти молодые люди интересны, Петруччо. Хоть что, любая информация.

— Не первый год замужем, — проворчал Леший. — «Волки», «Шакалы»… Скоро, б…, детсадовцы в стаи сбиваться начнут, погоняла друг другу давать!

— Уже дают, Петруччо! — усмехнулся Лис. — У меня в младшей группе, знаешь, какое погоняло было? Корешок!

— Да брось! — не поверил Леший.

— Точно тебе говорю! Только не тот «корешок», который на блатном языке — мы ж тогда не знали еще всей этой дряни… Обычный корешок! В смысле: маленький корень. Коренев — корень, очень просто. Не вру, Петруччо, клык даю, если хочешь.

Леший с недоверием посмотрел на него, потом не выдержал и улыбнулся.

— Да, Михалыч, разные мы с тобой люди!.. А я вот в младшую группу не ходил — сразу в старшую пошел! Там Фима Щипач воспитателем, а на обед вместо манной каши — «бычок» и полстакана бормотухи…

Улыбка Лешего постепенно превратилась в оскал.

— Хватит рубаху рвать, Петруччо! — оборвал его Лис. — Дети ни в чем не виноваты, а все мы на собственных ошибках учимся. Что-то ты раскиселился совсем в этом своем ночном клубе… Вот приду как-нибудь, проверю.

Лис глянул вдоль забора, собираясь уходить.

— А Ванька тот Боцман — он только с подругой был? Или с корешами тоже?

— Не, только их двоих и видел, — проговорил Леший.

Лис протянул ему несколько тысячерублевых купюр. Леший посмотрел на них, зачем-то отер руки о штаны, взял деньги.

— Не грусти, Петруччо. Ну? — Лис хлопнул его по плечу. Леший вяло улыбнулся.

— Ведь я тебя никогда не подставлял. И ты меня тоже. Верно?

— Точняк, — сказал Леший.

— Вот и отлично. Набери меня, когда что-нибудь вызнаешь.

Лис пошел в свою сторону, Леший — в свою. Точнее, уже не Леший, а — Клоп. Хотя нет, сейчас он просто гражданин Клищук Петр Васильевич. Если мент пристебется, он ему свой паспорт покажет… А если кого из дружков встретит — тогда будет Клопом. Тьфу ты, запутаться можно! В последние годы такая двойственность, а то и тройственность стала его напрягать.

«Рисуя» все вокруг, Леший быстро шагал вдоль забора, втянув по привычке голову в плечи и засунув руки в карманы брюк. Выйдя на улицу, он повернул к остановке и еще прибавил шагу. Когда у него нет покоя на душе, нет покоя и ногам — он должен двигаться, неважно — куда и зачем. К счастью, автобус подошел почти сразу. Леший зашел, окинул взглядом полупустой салон. Сидячие места были, но садиться он не захотел. Встал на задней площадке, ухватившись за поручень, и уперевшись лбом в холодное стекло.

Он ехал и думал. Заходили и выходили пассажиры, задевали его сумками и портфелями, кто-то даже выругался в его адрес — Леший не обращал внимания.