Вероятно, именно это обстоятельство учел Далай-лама V, когда на рубеже 1630–1640-х годов впервые присвоил ханский титул нечингисиду – предводителю ойратского племени хошоутов Туру-Байху, кочевавшему в районе Кукунора и отныне ставшему Гуши-ханом. Это решение Далай-ламы было в известной мере вынужденным, принятым под давлением ряда обстоятельств. Дело в том, что в первой половине XVII в. Далай-лама не обладал полнотой ни светской, ни духовной власти в Тибете. Ряд областей возглавляли независимые от него владетели (например, правитель области Цзан, носивший титул Цанпа-хана), в духовной же сфере Далай-лама возглавлял всего лишь одну из буддийских сект в Тибете – школу гэлугпа, сторонники которой назывались «желтошапочниками». Главными их противниками были приверженцы другой буддийской школы кармапа, в отличие от соперников называвшиеся «красношапочниками». Один из их предводителей, Рабчжампа, в начале 1630-х годов пригласил в Тибет халхасского Чингисида – Цогта-тайши, который за короткое время создал себе самостоятельное государство и уже был близок к победе над сторонниками школы гэлугпа. Соответственно, Далай-ламе нужен был союзник, который мог бы на равных противостоять владетельному Чингисиду. Таким союзником стал хошоутский Туру-Байху. Он пришел в Тибет по собственной воле, а не по прямому приглашению Далай-ламы (который долго колебался, стоит ли приглашать в свои владения еще одного монгольского князя [Цендина, 2002, с. 143]), причем его поддерживали и другие влиятельные ойратские правители – его родной брат Байбагас-тайши и Батур-хунтайджи, будущий основатель Джунгарского ханства [Дугаров, 2003, с. 48–51; Кычанов, Мельниченко, 2005, с. 113–116; Цендина, 2002, с. 143–145].

Под предлогом борьбы с Цогтом-тайши, Рабчжампой и Цанпа-ханом ойратский предводитель в 1637 г. разгромил Цогта-тайши и практически оккупировал Тибет. В 1642 г. последний из противников, Цанпа-хан, был им пленен, а Далай-лама, торжественно въехавший в Лхасу, был провозглашен главой Тибета, который с этого времени формально превратился в теократическую монархию. Однако не будем забывать, что буддийские священнослужители (даже самые высшие) официально не должны были заниматься мирскими делами. Именно поэтому Туру-Байху, получивший от Далай-ламы титул Гуши-хана (по-тибетски «чоки гьялпо» – «хан веры»), был поставлен им во главе «тринадцати туменов Тибета», формально став своеобразным военным вождем при духовном главе Далай-ламе [Дугаров, 1983, с. 41; Цендина, 2002, с. 145]. Эта ситуация заставляет вспомнить об уже упоминавшемся нами в предыдущей главе институте соправительства духовного и светского владык (император и сегун в Японии, каган и шад в Хазарии, халиф и султан в мусульманском мире и т. д.), таким образом, формат совместного владычества над Тибетом не был уникальным.

Для нас важно то, что Далай-лама создал прецедент, своей волей присвоив ханский титул представителю нечингисидской династии, тем самым нарушив монополию на него монгольских Чингисидов. Гуши-хан и его потомки обладали ханским титулом и фактически управляли Тибетом до 1717 г., когда его правнук Лхавсан-хан был разгромлен и убит джунгарами – потомками соратников своего деда [Пагсам-джонсан, 1991, с. 46–49; Цыбиков, 1991а, с. 142] (см. также: [Дугаров, 2003, с. 55]).[92] Официально они получали инвеституру из рук Далай-ламы, выступая его защитниками и поборниками «желтой веры» в Тибете и окрестных регионах и сделав этот титул фактически наследственным [Petech, 1966, р. 267].

В начальный период после приобретения Гуши-ханом ханского титула хошоуты обладали своеобразной «монополией» на него, поскольку фактически контролировали Далай-ламу и его двор, в том числе назначая и сановников буддийского первосвященника [Ерофеева, 2010, с. 499–500; Кычанов, Мельниченко, 2005, с. 117]. Однако вскоре после смерти Гуши-хана между его потомками началась борьба за власть, их контроль над Далай-ламой ослаб, и он получил возможность даровать ханские титулы другим ойратским правителям – в известной степени и для того, чтобы противопоставить их хошоутам, опекой которых он уже изрядно тяготился. В 1657 г. правитель алашаньских хошоутов, Очирту-тайджи (племянник Гуши-хана), прибыл в Тибет и получил от Далай-ламы титул Цэцэн-хана («Мудрого хана») [Их Цааз, 1981, с. 35 (примеч. 35)]. А в 1678 г. джунгарский правитель – хунтайджи Галдан (зять Очирту, годом ранее разгромивший и убивший тестя, присоединив его владения к своему государству) получил от того же Далай-ламы титул Бошугту-хана [Miyawaki, 1999, р. 329]. В 1690 г. тибетские власти от имени Далай-ламы V (смерть которого уже восемь лет как скрывалась ими) даровали ханский титул калмыцкому (торгоутскому) хану Аюке, а в 1735 г. – его внуку Дондук-Омбо [Колесник, 2003, с. 107, 125–126; Трепавлов, 2007а, с. 158].

Как относились к этой инициативе Далай-ламы монгольские Чингисиды и их приверженцы? Несмотря на явное нарушение принципов «чингисизма», не считаться с волей главы буддийской церкви они не могли, причем по нескольким причинам. Во-первых, отказ подчиниться воле Далай-ламы и не признать дарованных им титулов подрывал авторитет буддийской церкви и в самой Монголии – что было невыгодно местным ханам и тайджи из рода Чингис-хана, использовавшим религию в своих политических интересах. Во-вторых, некоторые из влиятельных монгольских правителей сами получали ханские титулы от Далай-ламы: так, в благодарность за распространение буддизма в Монголии знаменитый Алтан-хан Тумэтский, в 1578 г. получил от Далай-ламы III титулы Гэгэн-хана и Номун-хана (соответственно, «просвещенного хана» и «владыки веры/учения») [Лубсан Данзан, 1973, с. 290–292], а Абатай, родоначальник Тушету-ханов – титул Вачирай-хана [История, 1999, с. 65]. Отказываясь признавать титулы ойратских монархов, дарованные Далай-ламой, монгольские Чингисиды тем самым поставили бы под сомнение и законность титулов собственных почитаемых предков, также дарованных им первоиерархом Тибета!

Таким образом, несмотря на нечингисидское происхождение, хошоутские, джунгарские (чоросские) и торгоутские (калмыцкие) правители узаконили свои права на престол и даже добились международного признания себя в ханском статусе именно на основании религиозного фактора. Получив же ханские титулы, они пошли еще дальше, последовательно внедряя в своих государствах элементы чингисидской государственности и права. Так, ойратские ханы присвоили себе право издавать ярлыки – акты ханского волеизъявления. В частности, известны четыре таких указа, изданные Галданом Бошугту-ханом на рубеже 1670–1680-х годов [Их Цааз, 1981, с. 30–32] (см. также: [Гурлянд, 1904, с. 87–91; Команджаев, 2002, с. 26–30; Рязановский, 1931, с. 62, 67]).

Мало было издавать законы, были необходимы и органы, обеспечивавшие их применение. Правоохранительные функции в ойратских ханствах выполняли заргучи, институт которых также был прямо позаимствован из чингисидской правовой практики: суд дзаргу был создан Чингис-ханом еще на заре формирования его империи. В Джунгарии судьи-заргучи занимали высокое положение, стоя на следующей ступени чиновной иерархии после тушимэлов – ханских наместников, выше которых были лишь сами ханы [Моисеев, 1991, с. 36–37; Чернышев, 1990, с. 67, 71]. В Калмыцком ханстве также существовал суд-зарго, выносивший решения на основе «Их Цааз» и дополняющих его указов-ярлыков Галдана Бошугту-хана. Примечательно, что этот суд, даже после того как Калмыкия была в значительной степени интегрирована в правовое пространство российской империи, продолжал существовать: в 1762 г. по распоряжению имперских властей была произведена его реорганизация, а в 1800 г. (т. е. практически 30 лет спустя после ликвидации Калмыцкого ханства) он вновь был восстановлен [Колесник, 2003, с. 184–185; Команджаев, 2003, с. 17–19, 31]. Из других властных институтов, которые ойраты унаследовали из чингисидской правовой практики, можно упомянуть наличие таких должностей, как дарга и бичечи [Команджаев, 2003, с. 14–15], в которых без труда угадываются чиновники чингисидского времени – даруга (наместник, управитель) и битикчи (писец, начальник канцелярии).