* * *

— Очень рад, Ольга Юрьевна, нашей встрече, — с улыбкой появился в моем кабинете Ярослав.

«Как всегда, в безупречном костюме без единой морщинки», — заметила я с некоторой досадой, потому что, честно признаюсь, как я ни старалась, моя юбка порой даже в начале рабочего дня была похожа на мятые лохмотья. Может, потому, что не научилась аккуратно садиться в машину и в собственное кресло, а может, просто одни люди обладают исключительным даром всегда выглядеть элегантно и эффектно, а другие — нет. Впрочем, задумываться сейчас над такими мелочами у меня просто не было времени.

— Ярослав Всеволодович, я пригласила вас для важного разговора, — сообщила я сразу после взаимных приветствий и комплиментов. — Что вы думаете о тех обвинениях, которые выдвинуты в адрес депутата Журавлева?

— Я не могу высказать определенное мнение по этому вопросу, — замялся Сосновский. — Но неприкрытую враждебность со стороны Андрея Николаевича по отношению к моему шефу, думаю, заметили многие депутаты городской Думы.

— Вы считаете, Журавлев способен на убийство? — напрямую спросила я.

— Н-не знаю, — уклонился от прямого ответа Ярослав. — Честно говоря, такой вывод лично у меня напрашивался с самого начала, но не мог же я голословно обвинять человека в страшном преступлении. — Его голос дрогнул:

— Как не могу обвинять в этом и других оппонентов Геннадия Георгиевича. На самом деле я просто не знаю, на кого и подумать, — беспомощно развел руками Сосновский. — За последние дни кого только не арестовывали!

«Да, это служебное рвение Данильченко и привычка хватать всех без разбора теперь вылезают боком, — подумала я со злостью. — Сбить с толка легко, а найти правильную ниточку преступления — надо еще помучиться».

Понимая, что дальнейшие расспросы секретаря ни к чему не приведут, я решила перейти на более дружеский тон. Уже через несколько минут напряжение спало, Сосновский окончательно оттаял и даже, сам того не замечая, поведал мне кое-что интересное. Понимая, что Марина изнывает от нетерпения похвастаться своей прической, я несколько раз вызывала ее к себе без особой необходимости — то кофе принести, то уточнить какие-то сведения…

Впрочем, шевелюре самого Ярослава могла бы позавидовать любая модель женского пола — слегка кудрявые жесткие волосы цвета вороного крыла украсили бы любую голову, а красивому молодому мужчине они придавали еще больший шарм. Причем я заметила, этой части своего туалета Сосновский уделял не слишком много внимания, как всему остальному: никаких средств для укладки не использовал, только расчесывал, хотя в последнее время многие мужчины этим слишком увлекаются. Кстати, расческа виднелась из нагрудного кармана пиджака, что я неизменно отмечала при каждой нашей встрече.

Попрощавшись наконец с высоким статным красавцем, я неожиданно для себя испытала большое облегчение. «Ну, в самом деле, какой женщине понравится, если, глядя на собеседника, она подспудно старается найти в его внешности изъян и, к стыду своему, не находит!» — усмехнулась я. Пока Сосновский наносил визит вежливости нашей секретарше, в мой кабинет вошел Кряжимский:

— Ну как, Ольга Юрьевна? — спросил он, пододвигая стул.

Мой тяжелый вздох свидетельствовал о полной безнадежности наших позиций.

— Единственное, за что можно уцепиться: несмотря на политические разногласия, Журавлевы поддерживали хорошие отношения с Кононовыми и Игнатовыми, — сообщила я. — Кстати, как раз они сейчас, по словам Ярослава, оказывают моральную поддержку Алевтине Николаевне. Как вы думаете, реальна в депутатской среде бескорыстная дружба или это циничное прикрытие?

Кряжимский задумался, а я машинально вытащила из ящика стола склеенное из бумажной ленты колечко и фломастер. Хитрый закон Мебиуса продолжал безотказно работать и на этот раз: перекрученная ленточка, как обычно, оказалась окрашена с обеих сторон, хотя я ни на миг не отрывала фломастер от ее поверхности. «Вот так и с расследованием, — мелькнуло у меня. — Все время вертимся на одном месте: не успеваем оправдать одного подозреваемого, как тут же появляется новый. Причем из депутатской среды нам, похоже, не выпутаться совершенно».

Сергей Иванович, дождавшись, когда я кончу забавляться, серьезно сказал:

— Мне кажется, в создавшейся ситуации не каждый рискнет выказать свое сочувствие подозреваемым. Тем более публично проявить дружеское к ним отношение.

— Хотите сказать, только уверенный в себе человек способен поддержать сейчас Журавлева? — уточнила я.

— Думаю, да. Но пока зарываться с головой в психологию и мотивы Игнатова не стоит, у нас есть дела поважнее.

— Между прочим, секретарь Владимирцева придерживается несколько иного мнения: Ярослав утверждает, что, если место куратора по распределению финансовых средств между округами области займет Виталий Александрович Игнатов, у них с Журавлевым не будет острого открытого противостояния. Выходит, ему на сегодняшний день выгодно иметь Андрея Николаевича в союзниках. Конечно, верить на слово Сосновскому тоже нельзя, надо бы проверить…

— Можно уточнить у Елены Николаевны, — не задумываясь предложил Кряжимский. — Она должна быть в курсе всех дел. Тем более она общается и с Игнатовыми, и с Кононовым.

Мне эта мысль тоже пришла в голову, но высказать ее вслух я не успела. Теперь же с чистой совестью я могла поручить ее выполнение своему коллеге. Предоставив в распоряжение Сергея Ивановича свой кабинет и телефон, я вышла в приемную. Сосновский еще не ушел, но, увидев меня, быстро засобирался.

— Всем оставаться на своих местах, — шутливо скомандовала я и улыбнулась. — Не ревизор же к вам пришел, Ярослав Всеволодович, не стоит меня бояться. Мариночка, кофе не угостишь?

Может быть, кто-то посторонний в этот момент решил бы, что я просто ревную свою секретаршу к посетителю и стараюсь поставить ее на место, загрузив работой, как Золушку. Но на самом деле кофе — Маринкин «конек», она варит его просто божественно, поэтому не угостить таким напитком элегантного гостя — просто грех. Ярослав тут же осыпал комплиментами Маринкины кулинарные способности, а я еще успела вставить пару слов про другие ее таланты.

Виктор вышел из своей фотолаборатории недовольный, буркнул что-то типа приветствия и скрылся за дверью моего кабинета. Конечно, я была в курсе: он не питал к Сосновскому нежных чувств, но все-таки нарушать элементарные правила приличия и отказывать посетителю редакции во внимании я считаю совершенно недопустимым.

Чтобы хоть как-то сгладить неловкость ситуации, я извинилась за невыспавшегося сотрудника и вышла из приемной. Вообще-то устраивать бурю в стакане воды и отчитывать ценного сотрудника из-за какого-то пижона, к которому наша Маринка испытывает временную — как всегда! — симпатию, я вовсе не собиралась. Впрочем, мне не дали и слова сказать.

— Елена Николаевна подтвердила, что у Игнатова с Журавлевым разногласий гораздо меньше, — объявил мне Кряжимский, едва я успела закрыть за собой дверь. — Конечно, кроме личной неприязни и несогласия в некоторых вопросах, мотивов у Андрея Николаевича для убийства не было. Кстати, не исключено, что, если место куратора по распределению средств займет кто-то другой, а не Игнатов, у Журавлева к нему не будет никаких претензий.