— Мне кажется, это какое-то недоразумение, — возмущалась Инга. — Во-первых, Андрей Николаевич этого сделать просто не мог. Во-вторых, многие знали, что между ним и Геной кошка пробежала, и настоящий убийца запросто мог воспользоваться этой историей, чтобы навлечь позор на совершенно невинного и безобидного человека!

Даже не зная лично Журавлева, я почему-то была полностью с ней согласна. Может быть, потому, что Аля с первого раза произвела на меня благоприятное впечатление. Но скорее всего потому, что мы пришли к логическому выводу о невозможности участия в преступлении Андрея Николаевича. Менять свое мнение о людях только по прихоти милиции, которой вздумалось поверить сплетням, мы, конечно, не собирались. «А вдруг у Данильченко есть веские основания для обвинений его в убийстве, о которых мы пока не знаем?» — мелькнуло у меня, и я тут же спросила:

— Инга Львовна, вы не знаете, на основании чего следователь предъявил обвинение Журавлеву?

— Знаю, — после секундной заминки ответила Владимирцева. — Дело в том, что они сопоставили какие-то найденные улики с фактом ссоры. Но я в это совершенно не верю! К тому же Алька говорила, что они целое Рождество никуда из дома не выходили, а накануне были в деревне, — напомнила она.

Вообще-то я это знала уже раньше, но как заставить поверить всему этому твердолобого майора милиции, просто не представляла. «Стоп! Какие улики?» — побелела я.

— Объясните, пожалуйста, что нашла милиция? Разве те черные волосы принадлежат Журавлеву? — спросила я, чувствуя постепенно, как меня бросает то в жар, то в холод.

Я судорожно оглянулась по сторонам и заметила на полочке семейную фотографию Журавлевых: со снимка смотрела уже знакомая Аля, двое смеющихся детей и.., явный блондин, в котором я угадала главу почтенного семейства. «Что-то здесь не так», — подумала я про себя, медленно опускаясь в кресло, которое, на мое счастье, оказалось рядом.

— Нет, я не про волосы говорю, — растерялась Инга. — Помните, в мусоре милиция нашла какие-то подозрительные резиновые перчатки, а бабушка-соседка в подъезде, прямо возле почтовых ящиков, обнаружила черное портмоне, которое никто из жильцов не признал? Так вот, сейчас следователь хочет буквально за уши притянуть эти улики к подозреваемому Журавлеву! — с нескрываемым раздражением закончила Владимирцева.

Я похолодела. Только сейчас до меня стал доходить смысл ее слов. «Алевтина еще в первый наш приезд жаловалась на рассеянность мужа — он как раз потерял кошелек… Ну, кошелек ли, портмоне — разница небольшая, — рассуждала я, слушая короткие гудки, но по-прежнему прижимая телефонную трубку к уху. — А перчатки? Откуда взялись перчатки?»

Пока я некоторое время находилась в прострации, мои вполне реальные коллеги о чем-то говорили с Алей. Стараясь не обращать на себя особого внимания, я вышла из транса и жестом показала Кряжимскому на часы. Он тут же понял намек и начал прощаться с гостеприимной хозяйкой.

— Алевтина Николаевна, мы постараемся вам помочь, только держите нас, пожалуйста, в курсе всех событий, — попросил Сергей Иванович напоследок.

Журавлева улыбнулась и кивнула. Похоже, ее запас мужественности на этом иссяк, потому что из-за захлопнувшейся за нами двери послышалось сдавленное рыдание. Мы с тяжелым сердцем сели в машину, где я и отважилась наконец обменяться подробностями после разговора с Владимирцевой.

— Если на этих уликах, приобщенных к делу, обнаружатся отпечатки пальцев именно Журавлева, для нас все кончено окончательно и бесповоротно! — подытожила я. — В таком случае можно полностью признать нашу некомпетентность, потому что это значит, что мы все время шли не по тому следу и верили не тем людям.

— Ошибаться свойственно всем, — глубокомысленно изрек Виктор, выезжая со двора и глядя через плечо в открытое окно.

— Но это, между прочим, вовсе не означает, что ошибаемся в данном случае именно мы, — закончил Сергей Иванович его мысль и, повернувшись ко мне, очень серьезно продолжил:

— Если на этих вещах точно обнаружатся отпечатки Журавлева, а я в этом сейчас почти не сомневаюсь, — к моему ужасу, подчеркнул Кряжимский, — это только еще больше упрочит наши позиции и подтвердит, что как раз Андрей Николаевич здесь совершенно ни при чем.

«С ума сошли», — подумала я, безнадежно махнув рукой, и окончательно расстроилась.

Обсуждение расследования, проводимого «Свидетелем», началось в моем кабинете помимо моей воли. Когда пятнадцать минут назад я попросила Маринку сварить кофе, а сама углубилась в виртуальный мир новой компьютерной игры, я уже решила для себя, что дни нашей редакции сочтены. «Конечно, кто ж нам теперь поверит, если на протяжении почти четырех дней мы шли по ложному пути? — рассуждала я, убивая ненастоящих монстров одного за другим. — Впрочем, газету можно и сохранить, если переименовать ее в какую-нибудь лабуду вроде „По следам преступлений“, например».

Прерывая самым наглым образом оптимистичный ход моих мыслей, в кабинете один за другим появились все сотрудники — почти бывшие, надо сказать, — нашей редакции. Естественно, как и полагается в таких случаях, моего мнения на этот счет никто спрашивать не стал. Просто коллеги заняли свои излюбленные места вокруг меня и притихли, ожидая, когда мое величество соизволит оторваться от компа.

Несмотря на упадок сил и настроения, быть бестактной по отношению к людям мне не позволяло воспитание, поэтому уже на четвертой минуте этой молчаливой осады я не выдержала.

— Заявим о самороспуске? — поинтересовалась я, убивая последнего монстра на третьем уровне и безжалостно выходя из игры на самых выгодных для себя позициях.

— Хм, похоже на депутатский сленг, — с усмешкой заметил Виктор, удобно устроившись на моем подоконнике и доставая сигарету.

Я тоже не удержалась от улыбки, потому что данное лингвистическое недоразумение произошло помимо моей воли.

— Ну что, раз уж все в сборе, давайте будем считать наше собрание открытым, — громко и торжественно провозгласила я. — Первое слово предоставляется мне, так как я все равно уже начала. В общем, так… — бодро протараторила я и замолчала, внезапно лишившись присутствия духа. — Если это преступление действительно совершил Андрей Николаевич Журавлев — дело закончено, а нам с вами — стыд и позор, — произнесла я совсем тихо, стараясь ни на кого не смотреть.

— Думаю, выскажу общее мнение: просто кто-то очень хочет Журавлева подставить и окончательно отвести подозрение от себя, — заявил Кряжимский, не обращая никакого внимания на мои слова, как будто я до этого ничего и не говорила. — Но очень похоже, что в этом случае настоящий убийца — очень аккуратный и вдумчивый человек, потому что само убийство очень хорошо спланировано. Может быть, даже не одним человеком, — добавил Сергей Иванович, немного подумав.

— Очень похоже на сильно обиженную женщину, тем более у нас есть улики — короткие черные волосы, которые нашел Виктор и которые Журавлеву явно не принадлежат, — напомнила Мариночка, гордясь своей сообразительностью и возможностью хоть что-то сказать.