Ради приличия Сара брала на свидания подругу. Тем более что семья у нее строгая, отец и брат серьезно относятся к друзьям девушки. Так и вышло, что трое летчиков при первой же возможности вырывались в город и искали встречи с Сарой и Элен. Друга надо спасать. И как-то незаметно вышло так, что Макс больше держался в стороне, брал на себя роль переводчика, Владимир занимал светловолосую миловидную Элен, а Дима ухаживал за Сарой.

— Не тушуйся, — рассмеялся Хохбауэр, — все у тебя получится. И Димке поможем в беде. Только смотри: с Абрамовым сам будешь разговаривать.

— А он-то при чем?

— Мы здесь не навсегда. Добьем островную гадину и вернемся домой в Союз. А как девушек бросать? Придется тебе с Гордеевым идти на поклон к помполиту, просить за невест, чтоб им советские паспорта дали.

— Дима пусть идет, — согласился Ливанов, — а мне не к спеху.

— Не понял, командир?

— Я тебе повторяю: у нас с Элен ничего серьезного нет и не будет! — жестко, с нажимом, по слогам произнес Владимир.

Он действительно не собирался строить отношения с француженкой. Да, Элен девушка хорошая, но… Владимир Ливанов до сих пор не мог забыть свою первую любовь. До сих пор винил себя в том, что все так вышло. Дурная история, о которой он никому никогда не рассказывал. Запретил себе даже вспоминать о Настюшке, только иногда по весне сердце ныло, а душа рвалась лететь в родной город, туда, где на кладбище лежит его сердце.

Так, за разговорами, незаметно летит время. Ребята даже не заметили, что черную, испещренную зыбью поверхность моря закрыла серая пелена. Под крылом бомбардировщика, куда ни кинь, все затянуло темной хмарью.

— Командир, — звучит тревожный голос Зубкова, — с земли передают: в районе аэродрома низкая облачность. Ветер 12 м/с.

— Проклятье!

Топлива на полтора часа полета. Удастся ли сесть на свой аэродром, непонятно. И куда лететь, если площадку закроют, тоже неясно. Хорошо, если дотянем до запасного аэродрома. У Владимира от таких мыслей неприятно засосало под ложечкой.

— Штурман, сколько осталось до Ла Буржа?

— Сто восемьдесят километров, сорок минут лету, — меланхолично отозвался Макс.

Хохбауэр сам был неприятно поражен тем, что метеорологи ошиблись. Проморгали, заразы, не учли ночной бриз, клизмы очкастые!

Неожиданно заработала рация ближней связи:

— Как только пересечем береговую черту, включить навигационные огни, — посоветовал капитан Страхов, — просигнальте ведомым.

Хорошая идея, и как всегда, о такой простой вещи все позабыли. За последние дни летчики отвыкли летать с огнями. Сама идея включить сигнальные фонари прочно вошла в разряд бредовых, самоубийственного идиотизма. А между тем риск напороться над Францией на вражеский истребитель ничтожно мал. Сия величина стремится к нулю и при здравом размышлении может не приниматься во внимание.

С другой стороны, немецкая ПВО сто раз подумает, прежде чем открывать огонь по летящим с навигационными огнями самолетам. Уже бывали случаи дружественного огня, ребята из базировавшейся поблизости эскадры «Ю-88» рассказывали: пару раз их обстреливали свои зенитки.

И лететь группой через плотную низкую облачность лучше всего с огнями — так безопаснее.

— Ночью аэродром бомбили, — это опять Сергей Зубков, — майор Чернов советует быть осторожнее, на поле воронки.

Час от часу не легче. Ливанов невольно скрипнул зубами и стиснул руками штурвал. Лимит везения на сегодня явно исчерпан, следует быть осторожнее, если не хочешь навсегда остаться на земле или под землей, в уютной персональной квартирке на глубине два метра. Что, в принципе, для летчика одинаково.

Владимир Ливанов механически щелкнул тумблером, включая огни, и повел свой самолет на снижение. В небе один за другим зажигались огоньки на крыльях и фюзеляжах бомбардировщиков. Сразу стало веселей. Надвигающаяся на самолет мутная расплывчатая туманная серость не кажется такой страшной. Хотя тучи даже из кабины кажутся осязаемыми на ощупь, холодными, мокрыми и осклизлыми.

Самолет снижается, от перепада давления заложило уши.

— Макс, тебе лучше видно: как пройдем облачность, кричи и смотри — ищи ориентиры, — Ливанов нервничает.

— Все нормалек, командир. Не промахнемся. Ты, главное, на прожектора ориентируйся.

— Аэродром бомбили, — в голосе Владимира сквозит горечь, — могут и не включить.

— Включат. Чернов не забудет, а забудет — Овсянников напомнит.

Хлопья облаков уже поднимаются по сторонам кабины. Видимость резко падает. Самолет буквально врезается в облачный слой. Летчик впивается глазами в стрелку высотометра: не промахнуться бы! Уровень альтиметра качнулся вверх. Тут же, не теряя времени, легонько толкнуть штурвал от себя, выравнивая самолет. Высоту снижаем уменьшением оборотов моторов.

Высота падает 800, 600, 500 метров. На отметке 160 метров бомбардировщик вывалился из туч.

— Вижу землю, огоньки! Командир, держи высоту! — выпалил Хохбауэр.

Ливанов и сам увидел, как воздух за остеклением кабины прочистился. Одно плохо, все равно не видно ни зги. Темно, будто у негра в заднице. Остается надеяться на высотомер и острые глаза штурмана.

Рядом, впереди самолета Ливанова и чуть приотстав, идут товарищи. Навигационные огни вырывают силуэты бомбардировщиков из непроглядной, кажущейся твердой на ощупь темноты. Кажется, все. Никто не отстал и не отбился. От этой мысли на душе потеплело. Держимся!

— Огонь! — орет Макс.

Впереди на румб вправо от курса в небо упирается тонкая желтая ниточка. Посадочный прожектор. Включили все-таки. Молодцы.

Бомбардировщик идет над самой землей. Высота 100 метров. Снижаться еще больше Ливанов не рискует. Ниточка на горизонте растет. Теперь это уже упершийся в тучи карандаш. Рядом с ним на земле видны светлые точки и пятнышки фонарей.

Начинается самое сложное. Ночью расстояния искажаются, все кажется слишком маленьким и далеким. Все слишком обманчиво. Легко можно ошибиться с расстояниями и высотой, не поверить приборам, слишком резко рвануть штурвал, промахнуться мимо полосы и разбить машину при посадке либо поломать стойки.

— Дистанция! — командует Макс.

Все. Можно садиться. Последний раз пробежать глазами по приборам. Сектор газа убавить. Опускаемся ниже и ниже. Скорость сбрасываем.

Ливанов идет за машиной лейтенанта Крамолина. Ведомый заходит следом. Паша Столетов держит дистанцию, заранее сбросил скорость, а вот Марк Крамолин, похоже, слишком разогнался, поздно сработал элеронами. Опасно, очень опасно. Жаль, у него нет коротковолновой рации, не предупредишь. Нет, успел, удержался наш Марк. Коснулся бетонки, подпрыгнул и покатился.

Заглядевшись на посадку товарища, Владимир сам чуть было не пропустил момент, когда машина вошла в посадочную глиссаду. Прожектор прошли, по глазам ударило нестерпимым потоком света. Зажмуриться забыл. Убавляем газ до самого малого и прижимаемся к земле.