Когда Тед Герцель и другие ученые оценивали параноидальность мышления, они задавали вопросы для выявления именно таких повседневных подозрений. Сомнения по поводу мотивов человеческих поступков, недоверие и сопротивление действиям властей, враждебность и цинизм вместе с подозрением, что в нашем мире людям не всегда можно верить, – все это довольно распространенные чувства совершенно обычных людей. Конечно, некоторые склонны к ним сильнее, чем другие. Не так уж сложно заметить, что даже легкая параноидальность характера способствует склонности к теориям заговора. Когда вы подозреваете, что людям, особенно власти, нельзя верить, вы наверное попытаетесь найти «формальное» объяснение такому недоверию. Если вы полагаете, что большинство людей имеют низменные побуждения, то теория заговора может придать этому цельный смысл. Паранойя идет рука об руку с конспирологией, но теории заговора свойственны не только аутсайдерам, потому что паранойя тоже характерна не только для них.

Конспирологи действительно часто ощущают отчужденность и бессилие. Но и тут нас обманывают стереотипы: такие чувства тоже встречаются не только у одиноких обитателей интернета. Психологи давно поняли, как важно ощущать возможность контролировать происходящее, и эта потребность есть не только у конспирологов. Мы все хотим верить, что понимаем происходящее и управляем своей судьбой. Однако у мира есть отвратительная привычка напоминать нам, что все мы находимся во власти случайностей. Существует бесчисленное множество случайных источников неприятностей, которые невозможно предсказать и проконтролировать (начиная от потери работы во время кризиса и заканчивая возможностью случайно наступить на ржавый гвоздь), но которые могут изменить ход вашей жизни или по крайней мере испортить вам день в одно мгновение. Наша потребность контролировать происходящее постоянно сталкивается и с менее драматичными проблемами вроде меняющихся социальных связей, дискриминации, ощущения себя одиноким, покинутым или несправедливо обиженным или просто чувства, что у кого-то есть власть над нами.

И именно тогда, когда наше ощущение контроля оказывается под угрозой, мы с большей вероятностью становимся чуть-чуть параноиками. У большинства из нас возникает глубокое беспокойство, когда мы понимаем, что мир непредсказуем. Экзистенциальная тревога побуждает нас искать другие способы удовлетворить нашу потребность в упорядоченности и контроле, и, если мы не можем контролировать собственную жизнь, мы решаем, что ею управляет кто-то – или что-то – еще. Психологи называют это компенсацией потребности в контроле{261}.

Мы можем компенсировать потребность в контроле разными путями. Один из распространенных вариантов – верить в то, что у нас есть могущественный союзник. Религии, основанные на идее доброжелательного контролирующего Бога, дают верующим уверенность, что все происходит не случайно. Или, размышляя более приземленно, мы можем верить государственному органу, например правительству. В психологических исследованиях показано, что, когда людям изменяет чувство личного контроля, они более склонны верить в божественное вмешательство (но не в пассивное божество) и поддерживать усиление государственного контроля.

Другой способ компенсации потребности в контроле – верить в то, что у нас есть сильный враг. Это может показаться парадоксальным – что может тревожить больше, чем представлять себе людей, плетущих интриги против вас? Но наличие врагов имеет свои преимущества. Вспомним, что нам наименее приятно воспринимать мир как череду случайностей. Если что-то происходит по чистой случайности, нам сложно понять, спрогнозировать и проконтролировать наше будущее. Поэтому лучше верить, что кто-то руководит событиями, даже если они действуют не в ваших интересах. В отличие от безликих случайных событий, конкретным врагам можно помешать, на них можно повлиять, на худой конец их можно хотя бы понять.

Это не осознанный процесс. Наш мозг большую часть работы проделывает сам, а мы не всегда даже понимаем, почему чувствуем тревогу. Родерик Крамер, социолог, изучающий паранойю, описывает, как начинает действовать мозг, если наше ощущение контроля оказывается под угрозой{262}. Мы становимся более бдительными, присматриваемся к поведению людей внимательнее, чем обычно, размышляем о возможных скрытых мотивах, ищем информацию, которая могла бы помочь восстановить порядок. Усердный сбор и обдумывание этой неоднозначной информации повышает вероятность того, что мы примем случайные события за зловещий умысел и ошибочно сочтем безобидное поведение угрожающим. Поэтому мы легко можем начать опасаться, сочтя кого-то ненадежным или опасным, а это, в свою очередь, вызовет дополнительное усиление нашей настороженности и навязчивых размышлений. Прежде чем мы осознаем свои подозрения, они могут зайти настолько далеко, что мы начнем переоценивать степень влияния на нас других людей или иных сил и их желание причинить нам вред.

В некоторых недавних экспериментах показано, как легко запускается такой процесс. Например, психолог Дэниэл Салливан с коллегами разработали серию экспериментов, в которых воздействовали на чувство контроля у ничего не подозревающих участников{263}. В одном случае исследователи просили человека оценить, насколько от него зависит, например, заболеет ли он или пострадают ли члены его семьи. Другая группа оценивала более безобидные высказывания, например: «От меня зависит, сколько времени я смотрю телевизор». Участники из первой группы, которым аккуратно напомнили о неконтролируемости угроз для жизни, с очевидно большей вероятностью соглашались с выдуманной конспирологической теорией фальсификации выборов.

Психологи Дженифер Уитсон и Адам Галинский применили другой подход{264}. В их исследовании участники просто должны были вспомнить ситуацию, которую они не могли контролировать, или же ту, над которой имели полный контроль. Затем каждого попросили представить, что он один из руководителей организации. В его обязанности среди прочего входило отслеживание использования интернета и электронной почты всеми сотрудниками фирмы. Он претендует на повышение и за день до решающего собеседования замечает неожиданный наплыв электронных писем, которыми сидящий рядом коллега обменивается с начальником. Когда испытуемый встречается с начальником, выясняется, что повышения он не получит, на этом рассказ заканчивается. Психологи спрашивали: «Какова вероятность того, что коллега как-то повлиял на решение начальника?» Люди, которых заставили вспомнить о своей беспомощности, с большей вероятностью подозревали заговор, чем те, кто чувствовал себя более значимым и ответственным за происходящее.