Маска, если не использовать ее сразу, безнадежно засохнет. Но вдруг это Паша звонит? Для него я на связи всегда. Живая или мертвая. Красивая или смертельно уставшая.

Однако на определителе значилось: Федор.

И не ответить ему я тоже не могла. Потому что мне было очень нужно получить второй экземпляр договора.

— Алло, — дружелюбно и уверенно отозвалась я.

— Здравствуйте, Римма. — Его голос был мрачен. — Вы сейчас заняты?

— Э-э… немного. А что?

— Мне нужно, чтобы вы срочно приехали.

Сердце ушло в пятки:

— Что-то случилось — еще?

— Нет. Пока нет. Но мне нужна ваша помощь. Больше просто не к кому обратиться.

Молящие нотки в голосе крутого паркуриста и всегда уверенного в себе старшего брата-надсмотрщика меня напугали.

— Хорошо, — тяжело вздохнула я. — Я смогу быть у вас через пару часов.

— О нет! У меня через полтора — тренировка. Пожалуйста, приезжайте прямо сейчас!

Истинная женщина никогда бы не пожертвовала днем красоты. Но я все-таки сотрудник детективного агентства. Поэтому спросила у Федора адрес. Выдернула затычку из ванной. Выбросила пакет с маской в мусорное ведро.

Цитрамон, по счастью, подействовал, голова прошла. Я твердой рукой замазала синяки под глазами и попыталась нарисовать хотя бы минимальную красоту.

Порадовалась, что строгая дама в зеркале немного (в отличие от меня обычной) походит на мисс Марпл, и выскочила из квартиры.

Федор с Яриком проживали в так называемых «небоскребах» — первых двадцатидвухэтажках, построенных в нашем районе. Дома пусть кирпичные, но считались непрестижными. Во-первых, возводили их в самом начале девяностых — в те времена почти все получалось криво и косо. А во-вторых, две трети жилья в высотках отдали под социалку, и это тоже наложило свой отпечаток на быт жителей. Никакого тебе шлагбаума или клумб во дворе. И на детской площадке уже выпивают, хотя времени только десять утра. Причем единственная мама с коляской с удовольствием принимала участие в общем веселье. На ее отпрыска (дите хныкало и яростно стучало погремушкой) внимания никто не обращал.

Домофон не работает, лифт заплеванный, весь в полосах краски — жалкая попытка ЖЭКа скрыть «наскальную» живопись.

Когда Федор — свежевыбритый, стильно подстриженный, в ладных джинсах и модной толстовке — открыл мне дверь, показалось, что встретилась с инопланетянином. Однако прошла в коридор и поняла: я тут, на земле.

Квартира выглядела прямым продолжением неуютного, неухоженного двора. Обои висели лохмами, уличная обувь валялась на полу в лужах грязи.

Парень перехватил мой взгляд, виновато улыбнулся:

— Давно пора ремонт делать, но я все никак не разбогатею.

Из кухни выглянула одутловатая, пропитая и очень сердитая на вид женщина.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась я.

— Исчезни, мам, — хмуро сказал Федор.

Дама скривилась и громко захлопнула перед моим носом дверь.

Меня раздирала жалость к парню — красивому, сильному, удивительному и безнадежно завязшему в этом болоте. Милый, да скольких ты ни тренируй, как ни перерабатывай, все равно с трудом наскребешь на занятия брата в коммерческом Центре реабилитации и ему же на лекарства. Что там говорить про поездку на море, машину или ремонт!

— Пойдемте в зал, — пригласил меня Федор.

Мы вошли, я увидела ковер на стене, горку с хрусталем, этажерку с чахлыми, пыльными цветами.

Вся жизнь семьи отображалась в этой застылой картинке из прошлого. Мать (а скорее, бабушка) когда-то обставляла комнату «как положено». Но потом в семье родился больной ребенок — и стало не до квартиры. Мода менялась, люди перекладывали ковры на пол, вместо фиалок ставили на этажерки заграничные сувениры, но здесь время замерло.

Федор перехватил мой взгляд, виновато пробормотал:

— Я не очень насчет уюта. А матери по фигу.

И заорал во весь голос:

— Ярик! Иди сюда!

Я засуетилась:

— Федя, помните, мы с вами в первый день подписали договор?

Он нахмурился:

— Нужно что-то доплатить?

— Нет-нет. Я ездила в Псков за свой счет и за расходы с вас брать не буду. Но мне нужен ваш экземпляр.

— Зачем?

— Делом занимается отдел резонансных преступлений с Петровки. Это очень серьезно. А в договоре указана фамилия погибшей Ольги Польской. Я просто… подстраховываюсь.

Он на секунду задумался. Потом улыбнулся:

— Попроси вы вчера, отдал бы безвозмездно. Но сегодня — услуга за услугу.

И крикнул еще громче:

— Ярик! Сюда пошел! Быро!

По коридору немедленно зашуршали шаги.

— Никто по-хорошему не понимает, — пробормотал Федор.

Младший брат сегодня выглядел мне под стать. Тоже бледный, хмурый, под глазами синева.

— Привет, Ярослав, — улыбнулась я.

Он не ответил. Плюхнулся в угол дивана. Уставился в пол.

— Римма, у вас есть ремень? — спросил старший брат.

— Что? — опешила я.

Ярик бросил на меня быстрый взгляд и снова вперил глаза в ободранный паркет.

— Ничего. — Федор повысил голос. — Зато у меня ремней много. Так что давай лучше по-хорошему.

Я начала злиться — и, как всегда в таких случаях, немедленно скатилась на «ты»:

— Можешь объяснить, в чем дело?

— Да в том, что нервов моих больше нет! — заорал Федор. — Занятия в центре возобновили, но он, понимаешь ли, туда больше не желает ходить! Категорически! Ни за какие коврижки! И че мне делать? Мать с ним иногда сидит, но у ней типа нервы не железные, чтобы целыми днями. А на работу его больше брать не могу. Этот гад позавчера сбежал, в торговом центре кипеш устроил, меня едва не уволили. Ладно, вчера оставил дома. Так он сковородку спалил, чуть весь дом не сжег. Римма, скажи ему! Убеди! Врежь, наконец!!!

Подскочил к Ярославу, начал трясти за плечи:

— Пойми ты, придурок! Никто не будет тебя там убивать! Не будет! В Центре теперь охрана — как в Кремле!

Бедный Ярик обнял себя руками, сжался в комок, прикусил нижнюю губу — на подбородке блеснула капля крови.

По счастью, Паша учил меня не только сыскной деятельности, но и основам единоборств. Я бесшумно переместилась за спину Федора, схватила за правую длань, слегка ее вывернула.

Парень охнул. Я попросила:

— Выйди отсюда. Воды попей. И валерьянки.

Он отступил от брата. Направился к выходу из комнаты. Но на пороге остановился, предупредил: