в университет на должность ассистента, будешь курировать учебу целой группы красивых молодых людей, значит…

– Значит, я не хочу всегда сидеть взаперти с кистью в руке. Как ты сам заметил, я увяз в живописи, которой не хватает мощи. Мне нужно видеть мир, дискутировать с преподавателями, у которых я учился, пробовать новые подходы.

Филип вскочил и уселся на канапе рядом с Малькольмом.

– Ты обиделся на мою критику, но это же глупо! Мне нравятся твои картины, и, между прочем, не только мне и твоим родителям, раз их покупают. Но твой талант намного мощнее того, что ты показываешь в них. У тебя в коробках есть потрясающие эскизы…

– Ты роешься у меня в мастерской?

– Естественно.

Малькольм в замешательстве посмотрел на Филипа и тут же рассмеялся. Ни от кого другого он не потерпел бы такого нахальства, а все, что исходило от Филипа, его совершенно не беспокоило.

– Я в восторге от твоей серии с лошадьми. Она потрясающая! Можно подумать, что это Жерико или Гойя.

– Скажешь тоже! Но спасибо за комплимент, хоть ты и преувеличиваешь.

Филип протянул руку и откинул со лба Малькольма прядь волос, которая падала ему на глаза.

– Прежде чем мы поедем ужинать в Джиллеспи, сходи к парикмахеру, иначе мама упадет в обморок.

– И не надейся. Даже Ангус не обращал на это внимания. И вообще, он не был таким упертым, как вы все думаете… Все-таки какой внезапный уход! На следующее Рождество будем присматривать друг за другом. Я предложу положить при входе в столовую тонометр, чтобы избежать неприятных сюрпризов.

Улыбнувшись, Филип вытянулся на канапе и положил голову Малькольму на колени.

– Я хотел вечером взяться за наброски, но теперь мне хочется допить с тобой шампанское… Обещай мне…

– И не проси. Не стану я стричься.

– Ты не дослушал. Обещай, что напишешь картину для меня лично. С лошадью.

– Может быть. Я не очень-то умею их рисовать.

– Нет, умеешь. Падающую лошадь.

– А-а… Ты видел этот этюд?

– Да. Движение передано великолепно! Напиши такую картину.

Кончиками пальцев Малькольм обвел контур лица Филипа. Почему он так легко освободился от общепринятой морали, но не может дать себе свободу перед мольбертом?

– Я постараюсь, – пообещал он не слишком уверенно.

* * *

Ледяной холод наконец отступил. Столбик термометра больше не показывал отрицательную температуру, но все равно не поднимался выше трех градусов. Непогоду усугублял еще и свирепый ветер с дождем. Дэвид каждое утро проводил в парке Джиллеспи, обрубая с деревьев высохшие ветки и собирая хворост, устилавший землю. Благодаря его упорству в поместье царил порядок, а в каминах и печах целыми днями гудел огонь.

Скотт купил для Кейт маленький внедорожник, чтобы она могла безбоязненно ездить по зимним дорогам, а сам ежедневно наведывался в Гринок, Инверкип или Глазго на своем «Рейндж Ровере». Джордж наконец позволил Сьюзен переехать к нему в служебную квартиру при фабрике. Жилье было в довольно запущенном состоянии, и Сьюзен пообещала его обновить, и теперь, облачившись в рабочий комбинезон, все дни напролет проводила в квартире в окружении банок с красками. Все это время Джордж работал без продыха. Приняв вызов Скотта, он стал чувствовать себя гораздо увереннее в роли управляющего. Семейная жизнь придавала ему солидности в глазах рабочих, и он часто задерживался по вечерам, чтобы регулярно готовить Дональду детальные отчеты. Убедившись, что ситуация улучшается, Скотт перестал его контролировать и лишь наблюдал за ним издали.

Амели все никак не могла прийти в себя после смерти Ангуса. С тех пор как она появилась в Джиллеспи, он был единственным, кто защищал ее, считал хозяйкой дома и выполнял все ее желания. Теперь же она лишилась всех привилегий. Глядя по вечерам на подушку Ангуса, она спрашивала себя, какой вскоре станет ее жизнь. Не будь здесь Джона, с его регулярными вспышками злобы, она, возможно, могла бы притерпеться к перераспределению ролей и стать вдовствующей королевой без всяких прав. Но старший сын толкал ее к конфликту, к развязыванию войны, которая казалась заранее проигранной и только расколола бы семью. Конечно, идея бросить вызов Скотту пришлась бы Амели по вкусу, но только теперь рядом с ним была Кейт с близнецами. Жить с ними под одной крышей было приятно, но выходки Джона – то агрессивные, то демонстративно-пренебрежительные, в зависимости от настроения, – держали всех на грани взрыва. Даже Бетти чувствовала себя неловко и оказывала всем мелкие любезности, пытаясь сгладить агрессию своего мужа.

Мойра и Дэвид, ободренные теплым отношением Скотта, ничего не изменили в своих привычках. Они оба поддерживали согласие в семье, по крайней мере внешнее. Будь то Филип с Малькольмом, или Джордж со Сьюзен, или Пат с Грэмом, всех их по вечерам радушно встречали, и к ужинам постепенно возвращалось их прежнее веселье, а смех близнецов еще больше оживлял его.

В феврале, во время школьных каникул half term[14] Кейт решила воспользоваться предложением Скотта и пригласила на ужин двух своих коллег. Ей хотелось убедиться, что неприятная сцена в предыдущем месяце произошла из-за плохого настроения Скотта. Мысль о том, что у нее чрезмерно ревнивый муж, была ей неприятна, и она надеялась, что этот вечер развеет ее опасения.

Крейг приехал в Джиллеспи вместе с Элизабет, преподавательницей истории. Эта молодая женщина с первого же дня прониклась симпатией к Кейт, и они стали почти подругами. Для поддержания дружеской атмосферы Кейт также пригласила Грэма и Пат, дружелюбие и задор которых всегда были залогом удачного вечера.

Скотт, задержавшись на винокурне в Гриноке, приехал последним, когда все уже собрались в гостиной с бокалами виски в руках. Сияющая Кейт представила ему Элизабет и тут же заметила, как сдержанно Скотт поздоровался с Крейгом.

– У вас чудесный дом! – воскликнула Элизабет. – Мы от него в восторге, правда, Крейг? Кейт рассказывала нам о нем, как о каком-то райском месте, но теперь я вижу, что она совсем не преувеличивала.

– Я влюбилась в Джиллеспи в день моего приезда сюда, а сразу после этого – в Скотта, – подтвердила Кейт с самым серьезным видом.

– Сколько лет тебе тогда было? – поинтересовался Крейг.

– Тринадцать.

Элизабет расхохоталась, но Кейт пояснила:

– Это была подростковая всепоглощающая любовь, в силу обстоятельств – платоническая и, конечно, безнадежная.

– Из чего следует, что никогда не нужно терять надежду.

Говоря это, Крейг понимающе улыбнулся Кейт.

Скотт посмотрел на него и отвернулся. Он дал себе обещание, что будет приветлив с друзьями Кейт, но ничего не мог с собой поделать – этот человек его раздражал. Он слишком афишировал свои доверительные отношения с «коллегой», игнорируя Скотта и избегая его взгляда.

– Давно этот дом принадлежит вашей семье? – спросила