Солнечный свет тотчас же померк, сменившись густой, буквально осязаемой на ощупь тенью, которая накрыла сад, похитив все краски.

Не успела я опомниться, как мы уже побежали, все вместе, несясь со всех ног через сад, который вдруг из крошечного клочка земли с газоном и клумбами разросся до бескрайнего поля. Папа схватил меня за одну руку, мама за другую, брат-малыш дергался у нее на груди при каждом судорожном шаге. Я успела увидеть мелькнувшие слева качели, а справа песочницу, крышка сорвана, и на влажном песке отпечатки каких-то причудливых когтей, и при каждом шаге я выбивала из земли множество разноцветных шариков самых разных размеров.

Я не видела то, что гналось за нами, но оно, очевидно, было где-то рядом. Его присутствие представляло собой что-то тяжелое, плотное, силу притяжения, влекущую нас назад. Чем быстрее мы бежали, тем медленнее становилось наше продвижение вперед. Это было что-то огромное, могучее, но всякий раз, когда я пыталась обернуться и посмотреть на эту жуткую тварь, вторгшуюся в наш счастливый, радостный мир, родители крепче стискивали мне руки, увлекая вперед.

Страшнее всего – самым страшным, страшнее внезапной темноты, страшнее бесконечного сада, заваленного брошенными сломанными игрушками, страшнее даже ощущения этого чудовища, настигающего нас, – было выражение лиц моих родителей. Ужас за самих себя. Жуткий страх за своих детей. Обреченный взгляд в глазах, красноречиво говорящий, что каждый шаг, каждый вдох бесполезны и лишь оттягивают неизбежное.

Я с криком пробуждалась от этого сна. Со временем кошмары стали все более редкими, а в какой-то момент прекратились, и я даже этого не заметила. Впоследствии я поняла, что детство именно такое. Цепочка вех, больших и маленьких, на которые внимание обращаешь только тогда, когда они остаются позади.

И вот сейчас, сидя в темноте в машине, я вспомнила тот кошмарный сон. Он навалился на меня удушливым грузом, сдавив грудь и затруднив дыхание. За нами гнались.

Я видела в профиль папино лицо, так напоминающее мне те сны. Линна взяла меня за руку и пожала ее, и это также напомнило тот кошмар. Когда я моргала, всякий раз у меня перед глазами возникала размытая, пульсирующая картинка бесчисленных брошенных мячей, и мне казалось, что они сдуются и навсегда покроют лужайку. Ребенка, который с ними играл, уже давно не существовало.

Я видела, что все молчат. Даже Джуд, похоже, прочувствовав общее напряжение, притих, прижимаясь к Линне. Я жалела о том, что брат больше не сидит рядом. Это задача старшей сестры – в такие моменты ухаживать за своим младшим братом, хотя ничего подобного прежде не случалось. Бывает, мы с Джудом деремся, однако наши ссоры вовсе не говорят о том, что мы с ним не любим друг друга. Мама часто говорит: «Подожди, Джуд, вот Элли вырастет и уйдет из дома, и тогда тебе просто безумно будет ее не хватать».

Подавшись вперед, я повернулась к брату и, перехватив его взгляд, улыбнулась и изобразила колечко большим и указательным пальцами. Но Джуд не улыбнулся в ответ. Он понимал, что дела плохи.

Я снова заглянула в планшет. Я следила за «Твиттером», там появился новый хэштег «#веспыБритания». Когда он только появился, я была в шоке, поскольку, сказать по правде, я, если честно, этого не ожидала. Хоть я и держала руку на пульсе событий, до самого последнего времени все это происходило где-то далеко. «Мы в безопасности. Мы на острове. Это происходит с другими».

Теперь так нельзя сказать.

Сообщений было слишком много, и прочитать их все не представлялось возможным, но и тех нескольких, которые я выбрала наугад, хватило, чтобы получить общую картину.

@КуколкаизДувра

Я вижу взрывы в море.

@СумасшедшийПсих

Горизонт в огне, что они делают?

@ПремьерминистрВеликобритании

Наши вооруженные силы противостоят нашествию веспов в небе над Ла-Маншем.

Я закрыла экран крышкой. Не желая больше это видеть. Приложение работы с альбомом оставалось открытым, наполняясь файлами и ссылками, однако в настоящий момент мне хотелось остаться наедине со своими родными, в полном неведении относительно того, что происходит вокруг. Развернувшись, я протянула руку к Отису, вальяжно растянувшемуся в пустом багажном отсеке «Чероки». Я почесала ему брюхо, и он перекатился на спину, задрав лапы в воздух. Почувствовав, как он урчит в невинном удовольствии, я пожалела о том, что и мы не можем относиться ко всему так же просто.

Мы снова выехали на автостраду. Гленн в своем «Ленд-ровере» следовал за нами, держась вплотную. Машин было много, все ехали быстро. Наклонившись вперед, я увидела, что спидометр показывает шестьдесят миль в час, а в темноте, в таком плотном потоке, это было опасно. «Непременно будут аварии. Один маленький удар – и все шоссе встанет намертво».

Однако через несколько минут я увидела, почему аварии нас больше не задерживают.

Мама и папа обменялись парой слов, после чего мама что-то коротко сказала в телефон. Поток машин замедлился. Впереди, за вереницей вспыхивающих стоп-сигналов, я увидела зарево пожара. На внутренней полосе поток машин двигался как черепаха, и папа кое-как втиснулся на внешнюю полосу. Я обернулась, проверяя, что Гленн не отстал от нас. Он держал такую маленькую дистанцию, что зад «Чероки» заслонял фары «Ленд-ровера», и я отчетливо увидела сквозь лобовое стекло лицо Гленна. Я отвернулась, не помахав ему рукой.

Мы по-прежнему выдавали почти тридцать миль в час, когда оказались рядом с местом аварии. Столкнулись несколько машин, две были полностью разбиты и горели, а на асфальте были свежие следы, свидетельствующие о том, что потерявшие ход машины оттащили на обочину. Пламя бушевало. Несколько человек стояли рядом, одну женщину, упавшую на колени, рвало, кто-то обнимал друг друга, все были растеряны и не знали, что делать. «Надо их забрать», – подумала я, но мы уже проехали мимо и снова набрали скорость.

Никто не произнес ни слова.

Я была практически уверена в том, что в горящих машинах оставались люди.

– Папа, ты как? – спросила я.

Он кивнул, не оборачиваясь. Выражение его лица оставалось неизменным. Все тот же страх, та же напряженная сосредоточенность, очертившая линию рта и зажегшая огонь в выпученных глазах.

Обернувшись, мама кивнула на закрытый планшет у меня на коленях и очень старательно произнесла:

– Элли, взгляни, ты можешь следить за дорожной обстановкой? Очень не хотелось бы застрять в пробке.

Я кивнула. «Это точно, черт возьми, – подумала я. – Только не сейчас. Только не теперь, когда они будут здесь через… сколько часов им понадобится?» Мысль о том, чтобы застрять в веренице из тысяч машин с ворчащими двигателями, гудящими клаксонами, плачущими детьми и кричащими людьми…

Я поискала. Смотреть было нечего. Похоже, дорожная обстановка никого не интересовала, когда было столько других причин для беспокойства. Я перепробовала все сервисы, проверяя, обновляется ли ситуация, но на всех страничках картинка оставалась застывшей, замороженной вот уже несколько часов. Странно, я уже рассматривала что-то с точки зрения «а вот раньше было». К прошлому вроде бы нужно относиться спокойно.