объяснил бы ему, что происходит. Не хватало более развитых органов чувств.

Но ему не в чем себя упрекать. Или есть? Всё-таки после школы он ждал Мерле. Школьный автобус, Кунал и остальные оборотни уже давно уехали, а он всё ещё ждал. Наконец из школы вышел Титус, но, судя по его виду, отвечать на вопросы он был не в настроении. А Ариан сидел с волками не для того, чтобы именно в такой день бежать за самым большим школьным лузером. Взгляды их лишь ненадолго встретились, и Ариан почувствовал в карих глазах что-то родственное. Что-то, что напомнило ему самого себя. А потом он отвернулся. Контакт прервался, и Титус исчез.

В конце концов он тоже уехал.

Кошка любила Мерле.

«Мне всегда нравились пёстрые птички», – сказал голос, когда Ариан впервые увидел Мерле. Пальцы сами собой сжали маленький предмет, который дал ему Барнеби. Странно, он так и носит его с собой. Каким-то образом он помогал думать.

Он опять подумал о Мерле. Вспомнил выражение её лица, когда она вернулась в столовую. Словно что-то было не на месте, что-то разбилось. В последние дни она выглядела такой оживлённой, радостной. Она, понятное дело, ругала отсталых аркенцев, водителя автобуса и придурков в спортивных куртках. И каждый раз, когда она произносила дерьмо дерьмовское или какашкин, он не мог удержаться от улыбки. Что изменилось с тех пор?

Да ну, может, он зря беспокоится. Завтра спросит её, что случилось.

А позовут ли волки его и завтра за свой стол? Кунал рассказывал о пещере в скалах Виндлох, куда можно попасть, только вскарабкавшись наверх: именно до этого места каждый из защитников природы, чтобы его приняли в сообщество, должен добраться в одиночку. Интересно, а очень сложно научиться скалолазанию? С помощью Кошки он бы справился. Пальцы Ариана опять скользнули по подарку Барнеби. Но он с радостью откажется от помощи Кошки, если взамен избавится от голоса и снов. Кто ж не променял бы монстров под городом и пожирателей в лесу на лагерный костёр и большую перемену в компании школьных звёзд? Жизнь-то не кино. Тяжела доля отщепенца. Кому хочется быть непопулярным и одиноким, как Титус? Или как Мерле?

Он вздохнул. Вот когда у него будет постоянное место за столом волков, он её позовёт. К тому же Мерле и сама справилась. Она такая стойкая – что ей печалиться?

Услышав треск как от фольги в микроволновке, Ариан подскочил в постели. Вот опять. Звук доносился не из дома. Стропила ворчали, словно кто-то нарушил их сон, а когда он направился к мансардному окну, под ногами скрипели доски. Тихое «звяк», а затем электрическое шипение. В этом звуке было что-то знакомое… Он высунулся из окна. Над сверкающим снежным покровом обугленными останками высились тёмные скелеты деревьев и кустов. Холодным казался даже лунный свет. Теперь потрескивало громче и прямо перед ним. На землю упало что-то тёмное. Ну конечно! Теперь он понял, почему звук показался ему таким знакомым. Кое-кто однажды уже пытался швырять в дом камнями. Закончилось всё тем, что голем развалился надвое.

– Ариан! – Голос не столько окликнул его, сколько громким шёпотом назвал имя.

Высунувшись дальше, Ариан разглядел какой-то силуэт вблизи садового сарая:

– Кто там?

Человек выступил из тени и подошёл ближе к дому. Длинные волосы искрились так же ярко, как снег. Ариан знал лишь одного человека с такими волосами.

– Д-Диана? Это ты? Что ты тут…

– Впустишь меня?

– Что?

Высунься он ещё больше – грохнулся бы на обледенелую крышу.

– Можно мне войти?

Входить в дом было для него уже настолько обычным делом, что он почти не думал о запретных чарах вокруг дома.

– А, понятно. Да, конечно. Добро пожаловать. Я спущусь и открою…

Но Диана, подбежав к дому, уже ухватилась за шпалеру для роз и стала карабкаться по ней наверх. Не успел Ариан опомниться – а она уже оказалась на крыше террасы.

– Ты можешь и просто в дверь… – Продолжать он не стал.

Диана взбиралась на дом с ловкостью белки. По лестнице у неё бы вряд ли получилось быстрее. Когда она перелезла через водосточный жёлоб на крышу, то даже не запыхалась. Ариан отступил на шаг назад, и Диана проскользнула в окно.

Она по-прежнему носила слишком свободный пуловер сестры, но дополнила его шерстяной шалью. Ариан уставился на её обувь – сапоги на шнуровке с красными шнурками и на толстой подошве.

– И в этой обуви ты сюда залезла?!

Диана пропустила его удивлённый возглас мимо ушей. Её взгляд скользил по захламлённому столу, по книгам на прикроватной тумбочке, одежде на полу, постерам на деревянных балках. Явно довольная результатом, она кивнула.

– Диана, здорово, конечно, что ты решила заглянуть, но посреди ночи…

– Это срочно. Нам нужна твоя помощь.

– Вам – моя помощь?

Оборотни не походили на тех, кому хоть в чём-то нужна помощь. А уж Диана и подавно. Чтобы его спасти, она, такая юная, сцепилась тогда с двумя гулями.

– Барнеби нет в городе, а Малинка меня и слушать не хочет. Она считает меня малявкой, которая решила бросить ей вызов. Поэтому нам нужна твоя помощь. Твоя и Кошки. Нам нужен шаман.

Ариан присел на кровать.

Теперь Диана была одного с ним роста. При свечах глаза её искрились золотом. Белые волосы свободно падали на плечи, как мех какого-нибудь зверя. Ариан заставил себя не отводить взгляд. У людей таких глаз не бывает. Она ещё наполовину ребёнок, и всё же он чувствовал себя добычей.

Он сосредоточился на главном. Волкам нужна его помощь, и для него это шанс получить место за их столом.

– Может, просто расскажешь, в чём дело?

Пальцы Дианы теребили замотанную вокруг шеи шаль. Взгляд метался между ним и окном. Наконец она решилась:

– Речь идёт о Титусе. С тех пор как волк забрал Тониуса, Титус ищет брата. Но каждый раз, когда Тониус приближается к нему, Титус видит только волка. Он больше не узнаёт брата.

Ариан кивнул. Он вспомнил гигантских волков, которые той ночью прогнали гулей из леса. То, что души у них человечьи, казалось невероятным и ему самому.

– Он в ярости и растерянности. Требует от нас ответов. Но наших объяснений даже слышать не хочет.

То, как Титус рванул cегодня из школы, Ариана не особо удивляло. Он сам слышал голос у себя в голове, заглядывал за завесу – но поверил в магию только после разговора с Джес.

– Он думает, что мы ему лжём, и