Побледневший до желтизны Жозе – слишком уж смуглой была кожа бандита, чтобы вылинять до синевы, – трясущимися руками молча рвал застрявший в кобуре пистолет. Стервенея все больше, он сражался с упрямым оружием, но то ли пистолету жирный извращенец тоже не нравился, то ли он не любил грубого обращения, а может, просто был упрямым – добраться до заветного спускового крючка, чтобы разрядить всю обойму в меня, у Муравьеда не получалось.

Истеричным фальцетом обсосок проорал какой-то приказ, и пребывавшие в коллективном ступоре подельники бросились…

Нет, не бросились, вру – тесак, господа, очень даже сдерживающий аргумент – бандиты начали медленно окружать нас с сыном, демонстрируя весь имеющийся в наличии арсенал. Впрочем, не весь, самое дорогое осталось в давно не стиранных портках. Уж очень тесак здоровущий у озверевшей бабы.

Видимо, наличие при себе огнестрельного оружия в этом околотке является главным признаком реального пацана, потому что на меня мрачно уставились несколько разнокалиберных стволов. По-моему, среди них был даже дуэльный кремневый пистолет девятнадцатого века.

Увлекшись мной, бандиты совершенно забыли о Петере, и рыжий не медлил ни секунды. Издавать предупреждающий вопль типа «Эге-ге-гей, сволочи, я щас вас бить буду!», как это обычно делают положительные герои в боевиках, он не стал, а бесшумной тенью метнулся к бесновавшемуся от ярости Муравьеду.

Не знаю, изучают ли в медицинских университетах Латинской Америки боевые искусства или Петер был просто очень расстроен неджентльменским поведением Жозе, но действовал наш доктор словно конопатый ниндзя.

Раз – и длинноносый поганец летит на пол.

Два – и его только что непослушный пистолет покорно ложится в руку рыжего.

Три – кроссовка Петера упирается в кадык бандита, причем довольно сильно, так что тот не в состоянии сказать ни слова, только полузадушенно хрипит.

Рыжий направил пистолет в сторону подельников Жозе и отрывисто отдал им приказ. Не обязательно знать португальский, чтобы понять его смысл. «Синьоры, не соблаговолите ли вы положить оружие на пол и поднять руки, иначе замочу всех на хрен!» Вот как-то так.

Но бандиты не спешили взять приказ, они попытались распределить направление своих стволов, переориентировав часть на обнаглевшего пленника. Петер сильнее надавил ногой на горло Муравьеда, тот засучил ногами и конвульсивно задергался.

Направленные на нас стволы начали опускаться, и в этот момент прогремел гром.

Откуда в помещении гром? И почему плечо Петера буквально взрывается фонтаном крови, а сам он отлетает к стене, роняя пистолет?

Он не сдох, извращенец Эдуарду. Он даже умудрился скользкими от крови пальцами справиться со своим атрибутом реального пацана и один раз нажать на спусковой крючок. Всего один раз, потом жутко клокотнул и замер, вытаращившись остановившимся взглядом в потолок.

Но этого раза оказалось достаточно…

Сипя и надсадно откашливаясь, с пола поднялся Муравьед. Он подошел к телу толстяка, закрыл ему глаза, начертил большим пальцем крест на лбу, а затем направился к пытавшемуся зажать ладонью рану Петеру.

– Напрасно вы это сделали, – процедил он, приблизившись к рыжему вплотную. – Совершенно напрасно. У вас был шанс отделаться малой кровью, но теперь, – ноздри огромного хобота хищно раздулись, маленькие глазки полыхнули дикой злобой, – теперь крови будет много. И пусть твоя сука не надеется, быстрой смерти она не получит. За брата, – ага, значит, извращенец Эдуарду был братом нашего славного Жозе, потому, видимо, и не очень слушал приказы босса, – я буду сначала медленно, по кусочкам, резать ее детей и только потом возьмусь за нее. Я хочу, чтобы она насладилась зрелищем сполна, оглохла от визга своих щенков, а потом захлебнулась их кровью, которую будут вливать…

– Как ты думаешь, Петер, – прервала я поток ментальной гнили, – брачный союз муравьеда и бородавочника подарил миру только этих двух уродов или в помете был кто-то еще?

– Очень надеюсь, что нет, – с трудом улыбнулся рыжий. – Странно, что вообще межвидовая связь дала потомство. Вот интересно, почему Менгеле не заинтересовался этим феноменом? Он ничего не расспрашивал о твоих родителях, Жозе?

Муравьед с шумом втянул в себя воздух, а потом со всей дури вмазал ногой прямо по ране Петера. Слегка приостановившаяся кровь хлынула бодрым весенним ручьем, мгновенно образовав небольшое озерцо.

Которое становилось все больше…

Но рыжий этого уже не видел, сознание больше не смогло цепляться за поверхность реальности и камнем ушло в небытие. И если не остановить кровь, мой друг уже мог и не вернуться оттуда.

– Ну что, сука, – обсосок повернулся ко мне, – теперь займемся тобой.

– Лучше займись Петером, если он умрет от потери крови, некому будет отвести вас туда, куда вы так рветесь, – вдруг обнаружилось, что в крови остался только адреналин, а вот сил – почти нет.

Я едва держалась на ногах, тесак начал подрагивать вместе с вытянутыми вперед руками. Висевший на мне сын становился все тяжелее и тяжелее, словно царевич Гвидон, выросший непонятно на каких харчах в бочке. Вот только вряд ли мой Ежик станет настолько сильным, чтобы помочь маме справиться с кучей озлобленных вооруженных бандитов.

Ника, ну где же ты?!

– Петером? – пренебрежительно сморщил хобот Муравьед. – Ничего, не сдохнет. А если и сдохнет, то у нас ведь остаешься ты.

– А почему ты решил, что я знаю дорогу? Я вообще не отсюда.

– Это заметно. И акцент у тебя странный. Но мне все равно, откуда ты, сука, – прошипел он, переведя взгляд на остывающий труп братца. – Умирать ты будешь долго, и для того, чтобы ускорить этот процесс, покажешь и расскажешь нам все, что знаешь. И прежде чем мы переберемся в более подходящее для беседы место, я хочу, чтобы ты поняла серьезность моих намерений.

Он вытащил из кармана нож с выкидным лезвием и подошел к по-прежнему сидевшей неподвижно Нике.

– Странная у тебя девка, конечно, – процедил он, приподняв голову девочки за подбородок. – Крики, шум, стрельба, а она – словно кукла застыла. Но ничего, боль любого в чувство приведет. Ну-ка, где наше маленькое ушко?

Он слегка оттянул ухо Ники и поднес к нему нож. Мое сердце всхлипнуло и начало рваться пополам. Одна половинка тянулась к дочери, другая отчаянно держала меня на месте, защищая сына.

– Ника! – сорванно заорала я. – Ника, вернись! Не смей трогать ее, ублюдок! Не…

– Мам, все нормально, я в порядке.

Спокойный, немного усталый голос девочки наотмашь хлестнул по оголенным нервам, Жозе дернулся, как от удара током, и выронил нож. Правда, в следующее мгновение поднял его и удивленно присвистнул:

– Гляньте, идиотка к нам пожаловала! Где были, барышня? Чем порадуете?

– Лапы убери, – брезгливо наморщила носик Ника. – И отойди от меня, воняешь очень. Почти так же, как вон тот, – кивнула она в сторону трупа.