Мы доходим до оврага и я невольно выдыхаю с восхищением. Как же здесь красиво, как правильно… Неужели в этом благословенном месте можно оправдать кровопролитие.

— Как в храме… Чувство блаженства… — выдыхаю искренне.

Даниэль подходит сзади. Не трогает меня, но я чувствую его свежее дыхание, превращающееся в пар на каждом выдохе.

— Это потому, что кедры- священные деревья… Это место так и называется в народе, «Арз ар-Раб»— кедры Бога. Мы верим, что их предназначение на Земле особое… Там, впереди- долина Нахр Кадиша, где в скалах вырублены неприступные монастыри наших священников. Некоторым деревьям здесь по две тысячи лет, их и не обхватишь руками, такие толстые у них стволы…

Я завороженно смотрела на открывающийся передо мной пейзаж, наслаждаясь моментом, отставив в сторону все мои переживания, сомнения, все несовершенства этого мира. Здесь и сейчас между мной и Богом что-то происходило. То, что позволяло отделяться от личины человека и чувствовать душой, а не телом.

— Пришедшие сюда в стародавние времена персы называли это место «пердес»— в переводе с фарси «рай». Отсюда пошло европейское «paradise», — говорил он мягко, уважительно.

Я обернулась на Даниэля. Его лицо сейчас было совсем иным. Молодым, разглаженным, чистым. Сердце сжалось. Словно бы темные краски рассеялись, а на поверхность выступила его истинная душа. То, что дается нам с рождения. Та, что со временем мы очерняем своими грехами и несправедливостью этого мира…

— Я читала, что на кедрах до сих пор стоит Венеция, потому что это самая крепкая древесина в мире, что из нее строили свои корабли фараоны, что это было самое ценное сырье…

— Именно поэтому сейчас они на грани вымирания, — перебил меня Даниэль, — люди ничтожны в своей жажде потребления. Они не ценят то, что дает им природа. Человек-ничто. Вот это- всё. Вот что имеет смысл… Не стоит оплакивать людей, нужно оплакивать природу… — он говорил жестко, даже грубо, — ради сохранения этого мы и сражаемся. Это наш храм, наш рай…

— Но ведь понять, рай это или ад, смогут только люди… А если их не будет, то это место станет просто пустотой… — наверное, мне не стоило с ним спорить, слова сами слетели с моих уст.

Даниэль подошел ко мне, посмотрел в глаза, протянул руку к моему лицу. Я зажмурилась, потому что боялась, что он ударит. А он снова погладил. В глазах почему-то защипало. На душе было очень сложно. Этот момент, этот воздух, эта красота вокруг, обезоруживающая, оголяющая твою суть, Он… Мой пленитель. Экзекутор. Деспот…. Мужчина, который мог убить меня в любой момент. Мужчина, который делал больно и возносил к небесам в экстазе. Мужчина, кто спас и кто мог обречь на еще большие пытки…

Я жмурилась, но слезы все равно просачивались через плотную преграду моих склеившихся от влаги ресниц. Они холодили щеки. И тоже очищали.

— Ты удивительная, Алёна, — услышала его шепот возле своего уха, когда шершавые теплые пальцы снимали с щек слезинку за слезинкой, — мир вокруг тебя был темным, жестоким и циничным, и ты столько лет купалась в его дерьме, а все равно горишь… светишься золотом… О людях думаешь, просто о людях-животных с низменными инстинктами, которые не заслуживают ничего хорошего… И что ты за человек? Не перестаешь меня удивлять…

— Нет, Даниэль, — всхлипнула, не в силах больше держать в себе это напряжение. Происходящее сейчас походило на какую-то странную, причудливую исповедь. Да, я исповедовалась. И сама не понимала, перед кем- перед этим черным грешником, который так отчаянно искренне говорит о Боге и так бесконечно от него далек, перед этой молчаливой и обреченной красотой природы, перед самой собой, давно заблудившейся и страждущей, — я плохая… Я делала ужасные вещи…

Он притянул меня к себе. Порывисто, жестко. Близко-близко. Так мы и стояли какое-то время, не смея нарушить пронзительную тишину. Два потерянных человека, на мгновение обретших опору под ногами. Рядом хрустнула ветка- и это заставило нас прийти в себя.

Чей-то пушистый хвост быстро мелькнул перед глазами.

— Посмотри сюда, — тихо произнес Даниэль. — Вот то место, куда я тебя хотел привести.

Я подняла глаза и увидела наверху, на расстоянии не менее десять-пятнадцати метров несколько высохших деревьев, торчащих из земли и упирающихся пиками в небо. Это были не просто голые коряги. Это были вырезанные по древесине фигуры- вгляделась- и увидела в витиеватых, но простых формах природы руку человека- распятие Христа, его страдание, его боль, его всепрощение и мудрость…

— Художник работал над этой скульптурой семь лет, Алёна. Это вырезанные на засохших стволах кедров сцены из жизни Спасителя. Посмотри внимательно. Это сделал человек. Человек убил Сына Божьего… В человеке нет ничего из того, что нужно и можно жалеть… А теперь пойдем обратно. Мы же собрали нормальное количество грибов для обеда? Я дал Шери выходной. Так что готовить будешь ты… Что ты там хотела состряпать из вашей русской кухни…

— Ты ведь говорил, что боишься, что грибы ядовитые?

Он улыбнулся в ответ.

— Не волнуйся. Я прослежу за тем, чтобы ты тоже ела. А ты очень хочешь жить, Алёна… Если бы не хотела, так отчаянно бы не претворялась…

Глава 24

Я чувствую на себе его взгляд- любопытный, ироничный, наблюдательный, возможно даже зачарованный. Он сопровождает каждое мое движение. Кажется, ничто не остается без его внимания- то, как я ловко нарезала шапки грибов и лук, как в соломку превратилась картошка. И щедро сдобренная подсолнечным маслом, солью и перцем, отправилась на плиту. Удивительно, как знакомые продукты и запахи способны переносить нас в пространстве и времени. А еще говорят, что машины времени не существует. Неправда. Вот сейчас, если чуть прикрыть глаза, помешивая содержимое широкой и глубокой сковороды, кажется, что мне снова пятнадцать лет, я только прибежала со школы и быстро варганю себе обед на нашей кухне в хрущевке площадью 6 квадратов перед тем, как снова унестись на улицу- гулять с подружками или в школу танцев. Тот же согревающий терпкий запах подогретого масла, ароматная картошечка и лучок, собранные накануне в лесу во время воскресной вылазки с родителями грибы. Правда, у нас все больше были опята или сыроежки. На белые грибы везло редко, они были роскошью. Мама говорила, что это потому, что в наших местах экология ни к черту из-за того, что здесь предприятия черной металлургии. А папа с улыбкой, тихо, чтобы мама не услышала, обычно шептал, что белые грибы попадаются только веселым, жизнерадостным людям, а мама их вечно пугает своим настроением- вот они