После первого успеха возле польского города Красник Верховное командование было настолько уверено в победе, что, совершенно недооценивая положение на востоке, не только послало на север для поддержки 4-й армии часть 3-й армии, но и предприняло скоропалительное наступление на Люблин.

Чтобы не тратить сил на осаду Ивангорода[133], было решено попробовать подкупить коменданта крепости. После совещания в штабе 4-й армии в городе Олешице я отправился в город Ниско, где в свое время проходил службу в егерском полку, и передал начальнику штаба 1-й армии, что ему поручается сделать это деликатное предложение, а затем поехал в Краков, чтобы проинструктировать соответствующим образом сотрудников тамошнего главного разведывательного пункта.

Одному нашему опытному агенту, совершив чудеса изобретательности, на самом деле удалось положить письмо на письменный стол коменданта крепости. Однако его реакция на это предложение так и осталась неизвестной, поскольку обстановка на фронте заставила 1-ю армию отдалиться от крепости.

По мере развертывания военных операций увеличивалось и число, а также качество получаемых нами разведывательных донесений, поскольку агенты стали пользоваться большей свободой действий. Но и здесь встречалось немало трудностей — им было не так-то просто пройти через наши посты сторожевого охранения. Такое положение дел объяснялось по большей части предательством со стороны многих русофилов, что вызвало повышенное недоверие у солдат ко всем лицам, появлявшимся в полосе действия войск, — они в каждом видели вражеского лазутчика.

При этом солдаты стали проявлять такую буйную фантазию, что появились признаки настоящей шпиономании. Даже в самых безобидных вещах они видели сигналы, с помощью которых местные жители обменивались информацией с противником.

Но это являлось не только игрой больного воображения. Такое имело под собой реальную основу — еще в 1914 году во время передачи световых сигналов возле сербского города Бела-Црква два местных жителя сербской национальности были застигнуты на месте преступления и казнены. Этот ужасный случай, возможно, и лег в основу поведения наших солдат.

Другим примером может послужить перехваченная в 1917 году инструкция, выпущенная штабом 1-й итальянской армии, в которой житель находившегося позади нашей тирольской линии обороны местечка Сан-Себазиано, что напротив городка Фольгария, получал указания о том, как передавать интересовавшие итальянцев сведения. В ней, в частности, подчеркивалось, что самым простым и надежным способом является использование ставней освещенных оконных проемов. Причем каждое из трех окон соответствовало конкретному участку нашего фронта.

Подобное часто наблюдалось и на других театрах военных действий. Поэтому нет ничего удивительного в том, что солдаты, пережившие артиллерийские налеты, считали, что снаряды на них навели предатели, использовавшие для наводки вражеской артиллерии вращающиеся крылья ветряных мельниц, стрелки башенных часов и тому подобные предметы.

При таком настроении, царившем в войсках, становится понятным, почему наших оборванных, завшивленных, оголодавших, избежавших вероломных доносов своих земляков и вконец измученных уходом от погони со стороны разъяренных казаков агентов, добравшихся наконец до своих, несмотря на имевшиеся у них удостоверения, принимали за шпионов и предателей. Их арестовывали, и они должны были иногда так долго доказывать свою принадлежность к нашей службе, что нередко донесения, которые эти агенты с собой приносили, полностью теряли свое значение. Потребовалось много времени, чтобы изменить такое положение и добиться быстрого оповещения соответствующей инстанции для установления личности прибывшего и скорейшего использования доставленных им сведений.

Другим источником, использовавшимся прежде всего для уточнения дислокации войск противника, служил захват военнопленных. В этом деле тоже требовалось накопить необходимый опыт для того, чтобы путем систематического опроса пленных получить ясную картину действительного расположения неприятельских частей. Поэтому можно сказать, что до конца сентября мы делали здесь только первые шаги. А вот имевшие боевой опыт русские вначале в данном вопросе нас сильно опережали, и, несмотря на постоянные предупреждения солдат со стороны нашего командования о необходимости хранить молчание, им удавалось выудить у наших военнопленных довольно ценный материал.

Кое-что ценное нам удавалось получать при обыске убитых, раненых и военнопленных, а также при обработке документов, найденных в захваченных штабных повозках. Так, из бумаг, обнаруженных при убитом полковнике Витковском, еще 23 августа нам стало известно, что между Вислой и Бугом находятся 4-я и 5-я русские армии. А изъятые 29 августа немцами у убитого во время сражения под Танненбергом[134] русского генерала документы, содержавшие обзор о перевозках, подтвердили уже известный нам факт подтягивания трех сибирских корпусов к европейскому театру военных действий.

Исключительно ценным, можно даже сказать, непревзойденным источником информации оказалось прослушивание передач русской радиотелеграфной службы. Дело заключалось в том, что русские пользовались ею так же неосторожно, как и в начале войны немцы в боях против французов.

Русские вели себя так, как будто у нас не имелось таких же аппаратов, которые легко настраивались на используемые ими радиочастоты. В отличие от них мы использовали радиосвязь для передачи приказов очень осторожно и в гораздо меньшей степени. А вот радиоразведка была поставлена у нас хорошо. Трудно передать ту радость, какую мы испытывали, получая одну за другой перехваченные радиограммы, переданные открытым текстом.

Не меньшее удовольствие доставлял нам и перехват передаваемых время от времени шифровок. Мои поднаторевшие в вопросах дешифрирования сотрудники с энтузиазмом брались за разгадывание этих ребусов.

Пока мы налаживали работу по прояснению расстановки неприятельских войск, события в ходе начального этапа войны продолжали развиваться для Австро-Венгрии не лучшим образом — наступавшие в восточном направлении соединения 3-й армии возле города Злочев были отброшены назад. Попытки же этой армии взять реванш, несмотря на помощь переброшенной с Балканского театра военных действий 2-й армии, во второй раз потерпели неудачу. Поэтому после одержанной победы при Комарове[135] 4-я армия была вынуждена развернуться и повернуть на Лемберг для оказания помощи 3-й и 2-й армиям, чтобы остановить надвигавшуюся с востока русскую лавину.