I’ve looked around me

And my baby she can’t be found

I’ve looked all around me, people

And my baby she can’t be found

You know if I don’t find my baby

I’m going down to the Golden Ground

That’s where the men hang out…[13]

– Ты знаешь, я вот взял за правило отвечать только за себя, – немного помолчав, сказал я. – Я должен хорошо делать свою работу, чтобы мне не было стыдно за результат и чтобы было за что себя уважать. И то, что я делаю – а случается, что и я вывожу на чистую воду всяких гадов, – отнюдь не считаю бесполезным. Это нужно и мне, и людям…

– Значит, делай свое дело и познай себя? – спросил Володька.

– Получается, что так, – согласился я. – Вот смотри, ты доказываешь виновность какого-нибудь убивца. Его сажают, мир становится чище. Кроме того, пока он сидит, он никого не убьет. Ну, если там из сокамерников своих порешит кого… Так ему за это добавят срок, и будет он сидеть до скончания своего века. Это разве не результат?

Володька помолчал немного, а потом ответил:

– Только вот убивцев, как ты говоришь… и прочей дряни меньше что-то не становится, а совсем даже наоборот.

– Это не твоя вина. Возможно, общество у нас такое… Люди за последнее время стали злые. Но переделывать человека – это не твоя прерогатива, как следователя Следственного комитета. У тебя другие задачи. Твоя работа – сажать всяких гадов, и желательно побольше, – уже вовсю разошелся я. – Вот ты и сажай их как можно больше, а самокопанием занимайся как можно меньше. Ты себя уже нашел, выбрал свое дело, очень мужское, кстати, причем выбрал сам, а значит, обдуманно. Вот и делай его хорошо, а если возможно, так еще лучше. А вопросы, на которые ответов не существует, – ими лучше не задаваться, вот где настоящий бесполезняк. Такие вопросы ведь и ко мне приходят, только я гоню их от себя. Вот и все! Нужно просто жить и работать. Другого пути не существует.

А голос, с хрипотцой и надрывом, продолжал:

Goodbye, everybody

I believe this is the end

Oh goodbye everybody

I believe this is the end

I want you to tell my baby

Tell her please please forgive me

Forgive me for my sins[14].

– Возможно, что ты и прав, – произнес Коробов. – Надо жить в ладу со своей душой и совестью, тогда и будешь чувствовать себя счастливым… Чего это я заметался, как неврастеничный закомплексованный юноша, без всякого повода? Забыли обо всем, о’кей?

– Уес, – удовлетворенно ответил я. – Забыли.

Когда принесли горячее, мы вовсю болтали о всяком разном, и Коробов уже не казался угрюмым, мрачным и пессимистичным. Действительно, дружеское слово, хорошая еда и три стопки водки буквально преображают человека. Ибо, несмотря на разные претензии к жизни, нормальному человеку от нее не так уж и много нужно. А Би Би Кинг уже с другим уважаемым мной блюзменом Джо Кокером играли блюз «Опасное настроение», и Кокер пел своим хриплым низким баритоном:

Look out baby, I’m in a dangerous mood

Look out, baby, I’m in a dangerous mood…[15]

– Как у тебя с Ириной? – вдруг спросил Володька.

– Никак.

– Но вы хоть созваниваетесь?

– Иногда, – неохотно ответил я.

– Не хочешь говорить?

– Честно признаться, не хочу.

Мы приняли еще по рюмке.

– А это дело, ну, труп на Лесопильщиковом пустыре? – спросил Коробов. – Как оно? – Володьке явно не хотелось сидеть молча…

– А вот тут подвижки имеются, и вполне определенные, – встрепенулся я.

– Тогда рассказывай, – тотчас предложил Володька. – Не спеша и по порядку…

– Ладно, слушай.

И я начал рассказывать:

– Как я тебе уже говорил, когда ты ночевал у меня, мне позвонил мужчина, представившийся Иваном Ивановичем Ивановым, и сообщил, что в овражке на Лесопильщиковом пустыре, что против Сокольнического мелькомбината, лежит труп. Это труп некоего Василия Анатольевича Левакова, водителя риелторской компании «Бечет». Я поехал к тому месту и действительно обнаружил труп. После чего позвонил в полицию, сдал труп с рук на руки оперативно-следственной бригаде из ОВД «Красносельский» и принялся, как ты знаешь, за журналистское расследование…

– Да, ты хотел начать с того, чтобы побеседовать с родственниками Левакова и наведаться в офис этой риелторской компании «Бечет», – напомнил мне Володька.

– Именно так.

– И что там?

– Я пошел домой к Леваковым и побеседовал с сестрой Василия Инной. Она работает аппаратчицей на Востряковском колбасном заводе, – добавил я. – Поначалу она не захотела со мной говорить, узнав, что я тележурналист, но когда я сказал, что это я нашел труп ее брата на Лесопильщиковом пустыре, согласилась поговорить и пригласила меня в квартиру. На мой вопрос, что она думает о брате и кто, на ее взгляд, мог так поступить с ним, Инна, ничуть не сомневаясь, ответила, что это сделал Гугенот, местный авторитет.

– Гугенот? – уставившись на меня, переспросил Коробов. – И ты что, поперся к этому динозавру?

– Не перебивай, – попросил его я. – И слушай…

Володька согласно кивнул и замолчал, а я продолжил:

– Так вот. После того как она без тени сомнения заявила, что ее брата убил Гугенот, я спросил, почему она так утверждает. И она ответила, что это месть авторитета за то, что Леваков, ранее состоящий в группировке Гугенота, выйдя из заключения, завязал с ним и братвой. Гугенот угрожал ему, дважды приходил домой к Леваковым и требовал, чтобы тот вернул долг.

Когда же позвал его на новое дело, а Леваков отказался с ним пойти, авторитет заявил ему, что он еще крепко пожалеет об этом. Вот почему Инна думала, что это именно Гугенот убил ее брата. Так она и заявила полиции, когда ее допрашивали. Кстати, у Левакова была старая «Волга», ГАЗ‑21, еще с оленем на капоте. От отца осталась. Василий ее восстановил и иногда ездил на ней. В день смерти он тоже поехал на ней и пропал вместе с «Волгой». Полиция ее пока не нашла, но я знаю, где она…

Я поднял вверх палец, призывая Володьку молчать и не задавать мне пока никаких вопросов. Он мой жест понял и вопроса касательно машины не задал…