– Второй раз включаю, – сказал Алексей.

– В пятый уже, – буркнула девушка сбоку.

Абсолютно серая девушка в каких-то страшных пигментных пятнах. Я бы ей эти пятна в один момент вывела. Дали бы мне волю. Но у меня еще руки не дошли. Вот отправлю грузы по договорам и выведу все пятна. Серной кислотой. Жалко девушку. Она ведь добрая внутри, а злится на весь мир из-за этих злополучных пятен. Ей тоже хочется мужского внимания, поклонения, любви и ласки. А злосчастные пятна мешают жить, и любить, и быть любимой.

– Хотите чаю? – спросила я, обращаясь к девушке. – У нас варенье есть. Самоварное.

– Какое-какое? – воскликнула серая девушка.

Это моя психологическая уловка. Недавно взяла на вооружение при заключении договоров, и ноу-хау железно срабатывает. К примеру, если девушке сказать: «У нас домашнее варенье, угощайтесь, ешьте вволю, хоть лопните!» – она непременно проигнорирует угощение, брезгливо сложит губки бантиком, а бровки домиком. А вот «самоварное» варенье вызовет у кого угодно неподдельный интерес. Ведь непонятно – каким вареньем угощают, то ли самоваренным, то ли самоварным, и что в него положили – самовар, что ли.

– Ой, а можно? – зарделась девушка, даже треклятые пятна исчезли на минутку.

– Ешьте-ешьте, – расщедрилась я, – варенье-то Леша Ниткин принес из дома. Его много. Целых три литра. Ешьте, мне не жалко.

И в офисе послышался смех. Наконец-то ожили. Расчувствовались. И в это же время зазвонил местный телефон. Алексей быстро помахал рукой, будто дым разгонял, и преданно приник к трубке. Кроме кавалерских и пажеских функций Ниткин добровольно взвалил на себя еще и офис-секретарские обязанности. И кроме всего прочего, Алексей Ниткин числится начальником над нашими буйными модераторами.

– Настя, это тебя ищут, сотовый отключен, что ли? – прошипел Алексей, продолжая умильно внимать гавкающей трубке. Красивый рот неестественно раздвинут, глаза елейно поблескивают. Что это с ним?

– Отключен, что ли, – прошипела я в тон, но вполголоса, опасаясь нарушить деловой этикет.

Нельзя использовать личные громкоговорители при ведении телефонных переговоров. Категорически запрещено. Я вытащила сотовый из кармана брюк и включила. И сразу раздалась звонкая трель. Мой мобильник заголосил как резаный, обычно он пыжится и гудит. Что это с ним случилось – заболел, простудился на сквозняке?

– Да, – сказала я.

– Анастасия Николаевна, добрый день, Горов, – послышалось в трубке, звучал самый дивный голос на свете, великолепная симфония, – зайдите в приемную, пожалуйста. У меня есть предложение к вам.

– Настя, беги в приемную, тебя Горов ищет, – сказал обалдевший Ниткин.

Алексей растерянно смотрел на трубку, как на нечто священное и незыблемое. Он держал ее обеими руками, будто боялся уронить чье-то высокое достоинство. А коллеги остолбенели. Такого они еще не слышали. Чтобы Сам Горов искал простого менеджера! И звонил сразу с двух сторон, по двум телефонам, уму непостижимо.

Чаю мне точно не достанется. Весь выпьют. И халявное варенье слопают. Не видать мне черной смородины. А там витамины. Да пусть едят. Мне не жалко. Меня ведь Сам Горов ищет. Ждет. И что-то хочет предложить. Разыгравшееся воображение вмиг сбросило несколько коротких серий. Марк Горов предлагает руку и сердце – белая фата, флердоранж, румяная кукла на капоте. Горов предлагает новую должность – офис на седьмом этаже, два секретаря, пять телефонных аппаратов, длинный стол для переговоров, послушные и вышколенные подчиненные. Горов предлагает казенный автомобиль – ровная разноцветная линия на стоянке, «Лексус», «Вольво» и масса других вариантов, а то мой совсем истрепался по питерским пробкам. Из всех предложенных вариантов мне по сердцу пришелся самый вожделенный – рука и сердце Горова. Но они без всякого предложения мне и принадлежат. Так судьба распорядилась. И все-таки… Хотелось определенности. Я легко взбежала на седьмой этаж. Три ступени враз. Сердце гулко ухало. В ушах стучало. В висках временно поселился здоровенный дятел. Я никого не видела, зрение и слух работали в другом режиме. Они не воспринимали реальную действительность. Или совсем иначе воспринимали. Секретари проплыли смазанным пятном, огромным, слившимся, но пигментным и серым, как у моей офисной девушки. Я вскочила в кабинет. Огромный зал. Два стола. Два монитора. Телевизор. Экран во всю стену. Аквариум. Огромный. Золотые рыбки. Рыбищи. Почти акулы. Больше ничего. Пустой зал. И двое мужчин. Горов и Черников. Оба смотрят на меня, будто я только что сбежала из местного дурдома.

– Отдышитесь, Анастасия Николаевна, присядьте, – сказал Марк Горов.

А Черников промолчал. Денис Михайлович нервно кусал губы, наверное, они потрескались от осенней непогоды.

– Анастасия Николаевна, мы подумали с Денисом Михайловичем и решили предложить вам новое направление. Как вы относитесь к проведению выставок? Мне кажется, вы справитесь.

И Горов говорил-говорил-говорил. А я ничего не слышала. Я лишь смотрела на его губы. Они не растрескались, не обветрились. Нормальные мужские губы. Но ни у кого прежде я таких не видела. Самые лучшие губы на свете. У Марка Горова все самое лучшее.

– А деньги вы получите в бухгалтерии, – в сказочную музыку неожиданно вклинился тонкий фальцет. Со свистом.

Я обернулась к Черникову. Что-что я должна получить, какие такие деньги? Но мужчины уже говорили о чем-то другом, что явно означало: высокая аудиенция окончена. Черников нагло подталкивал меня к выходу. Он осторожно ставил ногу и передвигался на пять сантиметров, медленно, ползок за ползком, так он выдавил меня из кабинета, будто пасту из тюбика. И я была вынуждена оставить переговорное поле, так и не поняв толком, чем я стану заниматься и какие деньги мне выделили в бухгалтерии. Вернусь в офис, попью чаю, согреюсь и все разберу по полочкам. Меня так колотило, словно мой организм сотрясала какая-то неведомая лихорадка. Но мне не позволили дойти до офиса. Опять залился соловьем сотовый.

– Анастасия Николаевна, зайдите в бухгалтерию, – сказал женский голос.

Голос мгновенно пропал, мне показалось, приснилось, почудилось. Я оглянулась. Может быть, все происходящее лишь грезится? Еще месяцем раньше я пропадала от слабости духа. Мне казалось, что я не смогу выжить в этом мире, у меня слишком тонкая кожа, точнее сказать, полное отсутствие кожи. Я воспринимаю реальность не так, как другие люди. И вдруг все переменилось. Мне доверили сложный участок деятельности, выделили финансы и даже вызвали к руководству на деловые переговоры. В бухгалтерии меня с нетерпением ждали.

– Здесь тридцать тысяч долларов, – сказала миловидная женщина, лет тридцати с лишним. Эти «с лишним» можно было растянуть, как резину, на целых десять или пятнадцать лет, как вперед, так и назад. Обожаю женщин неопределенного возраста, вот бы мне так же, когда-нибудь, когда доживу до тридцати с лишним.

– А на что они мне? – растерялась я.

– Как это на что? На оплату аренды выставочного зала, – удивилась женщина.