– А ты никуда не денешься, пока я сплю? – прошептала я.

– Нет, я буду рядом с тобой, всегда, – сказал Горов.

Его глаза загадочно блестели в темноте. Как в том далеком сне. И я уснула. И мне приснился мой дивный сон. И там я держала за руку прекрасного незнакомца. И этим незнакомцем был Марк Горов. Мы касались друг друга. И я была счастлива. Мы были счастливы.

А когда я проснулась, Марка Горова уже не было. И никаких следов от него не осталось. После свиданий с Черниковым обычно громоздилась гора грязной посуды, повсюду мешали полные пепельницы, в квартире стоял жуткий прокуренный запах. А в моей душе еще долго томилось раздражение, перемешанное с отвращением. Мешал запах. Терпеть не могу грязную посуду. Не люблю прокуренные комнаты. Ненавижу приземленный секс. Даже в профессиональном исполнении виртуоза.

Марк Горов не оставил после себя никаких следов и отпечатков пальцев. Можно было принять вчерашнее происшествие за фантасмагорический сон. Но у меня был свидетель. Ниткин. Алексей привез меня домой, и я задолжала ему десять баксов. Еще есть номер телефона в сотовом. Я его запомнила, семь волшебных цифр, небесная комбинация, номер отпечатался в мозговом отсеке. Навечно. И все-таки что-то не давало мне покоя, но что? Счастье продолжало биться в моем сердце. Глаза восторженно сверкали. И лишь со дна души вздымалось сомнение, и вдруг я поняла причину беспокойства. Код доступа засекречен. Зашифрован. Марк Горов навсегда останется для меня загадкой. Я никогда не смогу понять его до конца. Да. Мы стали с ним одним целым, и в этом не было никаких сомнений. Но он не допустит меня в свою душу. Ни на пядь. Ни на миллиметр. Абонент недоступен. Вечно недоступен. И пусть он останется недоступным. Пусть. Мужчина не должен раскрываться до конца. В этом заключается его тайна. Я люблю его таким, каков он есть. И этого достаточно для счастья.

Наконец свершилось страшное. Я увидела Черникова. Нет. Не так все было. Это Черников увидел меня. Тоже неправильно. Вот как все случилось. Утром я помчалась на склад, впопыхах забыв накинуть куртку. Отопление еще не включили, отовсюду несло чахлой сыростью. Промозглая осень. На бегу я согрелась, а когда прибежала на территорию склада, в один миг продрогла. И сразу затряслась, будто в лихорадке. И вовсе не от озноба мне стало нехорошо. От неожиданности. Обычно грузчики и водители, едва завидев меня, орали со всех сторон, кричали, перекрикивали, заглушая друг друга: «Настя, приглашаем на дискотеку, в „Папанин“, в „Плазу“, на рыбалку, на охоту, замуж!» Приглашения сыпались со всех сторон и не отличались разнообразием, но меня устраивало настроение рабочих. Они играючи находили товар, грузили легко, без натуги, и совсем не отлынивали от своих обязанностей. Я всегда улыбалась, раздавала направо и налево обещания: дескать, приду и в «Плазу», и в «Папанин», поеду и на рыбалку и на охоту, но после дождичка в четверг. А замуж пойдешь? Грузчики выжидающе смотрели на меня. А я лишь смеялась. Отличная разрядка. Помогает при монотонном труде. Рабочие в шутку затрагивали животрепещущий вопрос, и вот наступал самый ответственный момент, волнующий публику. Да. А слабо замуж за Юрку, от него жена только что сбежала. И дикий хохот. Мое алое смущение. И взбешенный грузчик Юрка с яростным взглядом. И взлетающие под потолок тяжелые ящики. Весело. А тут…

Все молчат. Будто воды в рот набрали. И выплюнуть боятся. Усиленно роют глазами землю. А грузовые фургоны стоят под парами. И все пустые. Ничего не понимаю. Чего они глаза прячут? Перепили, недопили, не опохмелились? Я обернулась и увидела Черникова. Денис Михайлович с явным любопытством наблюдал за мной. И ему нравилась эта новая Анастасия гораздо больше, чем та, прежняя, юная и несмышленая.

– Вот, это я, Денис Михайлович, здравствуйте, – сказала я, потирая предплечья.

Какая холодная осень. Знобко. Но не страшно. Мне теперь вообще ничего не страшно. Я больше не боюсь жить.

– Вижу-вижу, Анастасия Николаевна, рад встрече, – сказал Черников, приближаясь ко мне.

Денис Михайлович не шел, он медленно подкрадывался, будто вдруг превратился в тигра. Охота у него такая образовалась. Жертву обнаружил поблизости.

– Денис Михайлович, смотрите, что я придумала, – сказала я и отступила от Черникова на безопасное расстояние, пытаясь предъявить ему доказательство моей лояльности в отношении компании «Максихаус».

Таким образом я хотела извернуться, убежать от кровожадного тигра, чтобы не обидеть мужского самолюбия и заодно не выказать своей строптивости. Неделю назад я попросила нашего слесаря прикрутить ко всем грузовым настилам маленькие колеса. Получились великолепные самокаты. Грузчики устанавливали на них ящики и легко вкатывали настилы в фургоны, подталкивая тяжелый груз металлическими прутьями. Наверное, в цивилизованном мире все так делают, а в «Максихаусе» грузчики таскали коробки и ящики на плечах и спинах. От варварского обращения хрупкая испанская плитка разбивалась в мелкие осколки. Раковины разлетались на части. Слетала эмаль. Падало качество. Клиенты верстами катали рекламации. Бегали по судам. Адвокаты жирели на своих хлебах. С моими настилами на складе прекратились скандалы и склоки, уменьшилось количество инфарктов у чересчур нервных клиентов, увеличилась производительность труда. Адвокаты сели на диету. И безразмерно выросла любовь к моей скромной персоне. Недаром же все грузчики в шутку сватали мне бесхозного Юрку, от которого только что сбежала жена. Рабочие выражали таким образом свою любовь ко мне, ведь я добилась карьерного роста. Профессиональная карьера – это люди прежде всего и уважение в коллективе.

– Посмотрите, какие самокаты я сделала, любо-дорого посмотреть. – Я уходила от Черникова все дальше и дальше.

А он все крался и крался за мной, на цыпочках, на носках, на нервах. Я здорово подсекла его самолюбие. Незабываемая встреча.

– Хорошая идея, – с трудом выдавил из себя Черников.

Денис Михайлович остановился. И я встала у выхода, как раз под железным навесом, задранным вверх. Высунула голову под дождь. Козырек крыши нависал над моей шеей, как гильотина. Жутко. Я провела ладонью по лицу.

– Рационализаторская идея, Денис Михайлович, – сказала я, улыбаясь рабочим.

Надо было срочно отгрузить товар. Мой клиент нервничал в своем Веселом поселке, он уже второй день страстно желал получить испанскую плитку в полном соответствии с пятым пунктом договора. Черников сердито сплюнул себе под ноги и ушел. Не выдержал. Нервы сдали. Я еще долго копалась с товаром. Испанская плитка оказалась с дефектом. Край коробки порвался, и плитка потрескалась. Я пересчитала каждую поштучно, укладывая скользкие квадраты на настил негнущимися от холода пальцами. А целые коробки пересчитывали грузчики и водитель. Когда груз отправился в Веселый поселок, я позвонила клиенту и долго развлекала его по телефону. Эти длительные беседы я называю прозрачно просто: «Секс по телефону». Разумеется, я пытаюсь осветить совершенно другие темы, обыденные, злободневные, но именно таким образом можно успокоить разбушевавшиеся нервы, как мои, так и у клиента. У клиента ремонт. У меня параллельная любовь. И то и другое находится явно в зачаточном состоянии. И мы не такие уж плохие, оба не хотим войны и раздоров в мировом масштабе, но нам бы материалы вовремя доставить. И когда клиент созрел, успокоился, принял автомобильные пробки и погодные катаклизмы как данность мирового устройства, я отключила сотовый. И только в офисе я осознала, что продрогла до мозга костей. Даже извилины замерзли. Думать стало нечем. Первым делом нужно согреть мозги. Я бросила призывный взор на безотказного Ниткина. Так уж получилось, что Алексею невольно приходится исполнять функции моего кавалера: что-нибудь отвезти, привезти, согреть, вскипятить, заварить, отсыпать, угостить, накормить, починить, посмотретьчтослучилосьспрограммой и так далее. Ведь девичьи проблемы можно перечислять до бесконечности. Алексей с удовольствием исполняет мои просьбы в виде разных прихотей. Не хочу зеленого чаю. Не люблю. Хочу черного с бергамотом. И Алексей бежит в лавку. Не хочу джем. Хочу домашнего варенья. И уже на следующий день Ниткин гордо выставил на стол трехлитровую банку черносмородинового варенья. Домашнего. Откуда он его взял? Алексей кивнул на чайник. Из носика вырывалась струя пара.