Мы бы наверняка погибли, если б получили лобовой удар. Отделались легко — всего несколько дней пролежали в госпитале. Очень жаль было новую машину — она была повреждена.

Как выяснилось потом, авария произошла оттого, что на взлете курсант перепутал сектора — дал сектор высотного корректора, которым полагалось пользоваться только на большой высоте. Несмотря на мой приказ, он не выпустил его и сидел, словно окаменев, — так испугался, когда мотор зачихал.

Выйдя из госпиталя, я еще энергичнее взялся за работу, еще требовательнее стал относиться к себе и курсантам. Но комэск изменил отношение ко мне: я попал в число нерадивых. На каждом разборе он вспоминал об аварии. О фронте нечего было и думать.

Трудное началось для меня время — было горько, обидно. И все же я твердо решил вновь завоевать доверие нашего строгого командира и добиться отправки на фронт.

А пока я проводил в действующую часть своего лучшего курсанта — Вячеслава Башкирова.

Шло смоленское сражение. Враг, приостановленный на дальних рубежах под Москвой, продолжал совершать воздушные налеты на нашу столицу, на Ленинград, находившийся в блокаде.

Продолжалась героическая оборона Одессы и Киева. Опасность угрожала Харьковской области. Сложное положение создавалось на нашем направлении.

Росла тревога за близких. Не отвечал на письма брат Сашко, служивший на Урале. С пометкой «адресат выбыл» вернулось мое последнее письмо к нему.

Никаких вестей не было от Якова, призванного в армию с первого дня войны.

Давно не было писем от отца, сестры и брата Григория, работавшего в охране завода в Шостке. Что с ними?

Не знал я в те дни, что к 1 сентября передовые части немецких войск прорвались к Десне, захватили плацдарм на левом берегу, у Шостки. Только много лет спустя мне стало известно, что гитлеровцы считали район Шостки одним из дальних подступов к Москве и в сентябре 1941 года стянули туда крупные силы армий «Центр».

От наших бывших курсантов приходили письма, полные бодрости. Друзья кратко описывали боевые вылеты Тачкина, Скотного, свои. Мы по многу раз перечитывали каждое письмо, без конца говорили о боевых делах товарищей.

Я подал рапорт об отправке в действующую армию. Но получил отказ: несмотря на все мои старания, авария, видимо, все еще не была забыта.

Вражеские разведчики частенько стали появляться над нашим аэродромом — очевидно, контролировали его. Иногда пытались атаковать наши самолеты в воздухе. Производить учебные полеты стало опасно. Мы, инструкторы, несли дежурство в кабинах.

К нам сел полк двухмоторных бомбардировщиков «СБ». Они по нескольку раз в день вылетали на боевое задание. Вместе с курсантами мы изучали «живые» бомбардировщики, узнавали много нового о тактике воздушного противника. С нетерпением ждали возвращения экипажей с задания, бегали их встречать, засыпали вопросами.

Иногда «СБ» возвращались с повреждениями. Некоторые гибли в бою. Полк нес потери, но летчики — молодые, дружные ребята — держались стойко. Они охотно делились с нами наблюдениями, боевым опытом. Случалось, говорили:

— Вас рядом с нами не хватает: недостает у нас на фронте истребителей прикрытия. Наши «СБ» устарели — скорость маловата.

Как же нам хотелось на «И-16» прикрывать полк! Но задачи у нас такой не было, да и не хватило бы радиуса полета.

Мы тяжело переживали каждую утрату, но виду не показывали. Напротив, всячески старались развлечь, подбодрить новых товарищей, принести им пользу на земле. Подвозили боеприпасы, набивали патронами ленты для пулеметов, помогали быстрее подготовить самолеты, мигом выполняли любое их поручение.

Каждому из нас хотелось походить на мужественных боевых летчиков. Мы сроднились с ними и техниками. Уже казалось, так всегда и будем вместе. Но расстаться пришлось, и очень скоро.

Фронт приближался к нашим краям. Эскадрилья, как и другие эскадрильи училища, получила приказ немедленно перебазироваться в глубокий тыл. Куда именно, нам не сказали.

Командованию, курсантам, техникам предстояло отправиться эшелоном до Борисоглебска, а инструкторам перелететь туда на своих самолетах. Известно было одно: Борисоглебск — конечный пункт перелета. Собирались быстро и организованно. Не забыли даже двухпудовую гирю, с которой тренировались. Стиснув зубы, готовились к отъезду ребята. Говорили:

— Что же дальше будет? Да нет, вернемся мы сюда, вернемся.

И я был уверен, что вернемся, что победа будет за нами. Но на душе было тяжко. Росла тревога за отца, сестру, братьев, односельчан. Чувство было такое, словно я бросаю их в трудную минуту, предаю. Да и нелегко было покидать места, с которыми все мы успели сродниться. Я как бы почувствовал всю горечь отступления.

Сколько бы я дал, чтобы вот так, эскадрильей, вылететь сейчас на фронт!

Нас торопят. Взволнованное прощание с друзьями-бомбардировщиками. Обнимая их, говорим:

— Может, скоро встретимся!

Комэск напоминает о порядке перелета, об ориентировке. И вот наши самолеты уже над аэродромом. Делаем прощальный круг. Сердце сжалось, когда я посмотрел вниз. Там, где еще недавно стояли наши учебные самолеты, теперь виднелись одни лишь «СБ».

Берем курс на восток.

Первая посадка около Уразова — на площадке посредине обширного кукурузного поля. Здесь война не чувствовалась. Все было спокойно. Затем аэродром в Старом Осколе, где стояли дальние бомбардировщики-ночники «ДБ-3ф». Они наносили удары по немецким объектам глубокого тыла. С интересом слушали мы рассказы летчиков о ночных боевых вылетах — ведь сами ночью не летали. Поражало все: их отвага, мужество, умение ориентироваться ночью, пилотировать самолет по приборам. Мы знакомились с самолетами, запоминали их силуэт. Нам позволяли осмотреть кабину летчика, штурмана, стрелка. Мы восхищались: как здесь просторно, сколько приборов!

Прокладываем маршрут и летим дальше. Воронежский аэродром. На боевом дежурстве «И-16». В воздухе — незнакомые самолеты. Они снижаются, снова набирают высоту. «Очевидно, новые истребители», — решили мы.

— Да это штурмовики, «Ильюшины», — сказал нам немолодой летчик, оказавшийся поблизости. — Вон они и на земле стоят. Посмотрите.

О беспримерной храбрости летчиков, воюющих на штурмовиках, о замечательных качествах новых отечественных самолетов мы читали и слышали.

Рассматриваем «ИЛ» со всех сторон, трогаем, ощупываем, оживленно переговариваемся:

— Какая на нем броня! Да поглядите, ребята!

— Ну что, штурмовики понравились? — спрашивает летчик. — Да, грозные машины, большую поддержку оказывают наземным войскам. Недаром фрицы называют «ИЛы» «шварцтод» — «черная смерть».

После этой встречи всем нам захотелось воевать на «Ильюшиных». Решили на следующий день разузнать, возможно ли это. Но не удалось: ранним утром получен приказ немедленно перелететь на другой аэродром.