Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то в середине марта я пошел в штаб эскадрильи. У витрины с газетами толпились летчики-инструкторы и курсанты.
Раздавались оживленные голоса:
— Да ведь это инструкторы Скотной, Мартынов, Король! Наши-то как отличились!
Спешу к товарищам. В витрине висит авиационная «Сталинский сокол» газета от 11 марта 1942 года. Бросается в глаза призыв: «Истребитель! Всегда ищи боя! Будь смелым, решительным и инициативным в воздушном бою, как капитаны Еремин и Запрягаев, лейтенанты Скотной, Седов, Саламахин, Мартынов и старший сержант Король!» Семь летчиков-истребителей на «ЯК-1» вышли победителями в воздушном бою против двадцати пяти немецких самолетов: восемнадцати истребителей «Мессершмитт-109» и семи бомбардировщиков «Юнкерс-87» и «Юнкерс-88». Наши летчики сбили один «Юнкерс-87» и четыре истребителя, остальные фашисты покинули поле боя. Наша героическая семерка потерь не имела.
Кто-то из ребят читал вслух:
— «Этот бой и победа не есть счастливая случайность. Отечественная война с немецко-фашистскими захватчиками дала уже нам немало фактов, когда советские летчики вступали в бой с превосходящими силами врага и побеждали его.
Группа капитана Еремина обнаружила гитлеровских разбойников раньше, чем они заметили наши самолеты. Это — одно из условий победы. Умей постоянно вести наблюдение в воздухе, первым находи противника — золотое правило истребителя… Победить такую многочисленную стаю фашистских стервятников небольшой группкой самолетов можно было только блестящим применением тактики и передовой техники. Именно в этом сказалась сила семерки истребителей. Они показали себя не только храбрецами — настоящими воздушными снайперами, летчиками, в совершенстве владеющими техникой пилотирования на всех высотах и скоростях своих самолетов».
Статья кончалась так: «Блестящая победа группы капитана Еремина заслуживает тщательного изучения. Все новое, все необходимое для нашей борьбы с врагом должно быть усвоено всеми частями, всеми летчиками».
И мы подробно изучили этот бой. Да, воевали летчики комэска Еремина не числом, а умением!
…Когда в декабре 1942 года по почину колхозников Тамбовской области начался сбор средств в фонд обороны, колхозник-патриот Ферапонт Головатый внес деньги на постройку самолета в дар командиру славной эскадрильи капитану Еремину.
Программа обучения заканчивалась пилотажем. Выполняя фигуры пилотажа, курсант должен уверенно владеть самолетом, у него вырабатываются волевые качества, решительность и смелость, необходимые воздушному бойцу.
Все мои курсанты хорошо пилотировали, кроме одного — Мешкова. Он боялся штопора, и ему не давалась чистота вывода. А надо было непременно добиться чистоты выполнения этой фигуры — приближался день выпуска группы, и меня очень тревожил отстающий курсант.
Как всегда, ранним утром мы уже на аэродроме. Механик «УТИ-4» Наумов доложил, что самолет исправен и подготовлен к полету. Поднимаюсь в воздух с Мешковым: собираюсь еще и еще раз показать ему правильный вывод из штопора. Он мягко держится за управление. Делаю срыв в штопор. Сопровождаю свои действия объяснениями.
Начинаю выводить самолет. И когда он начал задирать нос, даю газ. А мотор не работает. Самолет самопроизвольно сорвался в штопор и стал вращаться в другую сторону.
Земля быстро приближается. Не могу понять, что произошло с мотором. Делаю последнюю попытку вывести самолет из сложного положения. Удается его выровнять. Мотор по-прежнему не работает. Вынужденная посадка неизбежна.
Местность под нами гористая. Только в стороне виднеется небольшая площадка — хлопковая плантация. Направляюсь к ней. Снижаюсь. Потянул ручку на себя — самолет коснулся земли и вдруг запрыгал: я садился поперек борозд — как пришлось. Вот-вот перевернется на спину. Впереди, метрах в пятнадцати, — обрыв. Самолет останавливается вовремя!
Очевидно, кончилось горючее. Да, бензина действительно нет. Как подвел меня механик: а ведь он такой исполнительный, аккуратный!
Раздается гул мотора. Низко пролетает самолет. И кто-то грозит с него кулаком. Да это комэск! Показываю знаками, что нет бензина, а командир грозит кулаком еще яростнее.
Самолет улетел. А мы сидим и уныло ждем бензина. Уж наверняка я снова попал в нерадивые, опять будет отложена моя отправка на фронт.
Комэск приехал на автомобиле. Я готов был провалиться сквозь землю. Но подобрался и доложил о вынужденной посадке из-за недостатка горючего и о полной исправности самолета.
Комэск сердито посмотрел на меня и, пробормотав что-то нелестное на мой счет вместо ответа, приказал заправить самолет бензином.
Бензобак залит. Командир влез в кабину и попытался взлететь. Но площадка была слишком мала. Тогда он приказал разобрать самолет и доставить его на аэродром на грузовике.
Я знал, что на этом дело не кончится. И в самом деле комэск вызвал меня, как только я приехал. Я ждал неприятного разговора: комэск умел снимать стружку!
К моему великому удивлению, командир встретил меня не так сурово, как я ожидал. На этот раз он даже не кричал — может быть, оттого, что я удачно, без поломок, посадил самолет. Я не сказал командиру, что все произошло из-за оплошности механика. Принял вину на себя, но комэск и без моих объяснений все понял. Он строго сказал:
— Помните: доверяя, нужно проверять!
Я запомнил его слова и в дальнейшем, доверяя механикам и техникам, всегда их проверял. Этому учил и своих курсантов.
И вот наступил день, которого я так ждал. Все курсанты успешно закончили учебу и получили назначение в действующую армию.
Мои питомцы, окружив меня перед отъездом, благодарят за выучку. Крепко пожимаю им руки на прощание, даю последние советы, наставления.
— До скорой встречи на фронтовом аэродроме, товарищ инструктор! — кричат они, уже сидя в машине, увозящей их на станцию. Они знают: для меня это лучшее пожелание.
И снова я остаюсь на инструкторской работе: мне уже дали новую группу. Все мои надежды снова рухнули.
Уже целый год наша авиашкола здесь, в глубоком тылу. Незаметно прошло время в каждодневной упорной работе. По-прежнему мы целыми днями на аэродроме, а вечерами в Ленинской комнате.
Сообщения тревожные: наши войска ведут тяжелые бои под Сталинградом, стоят насмерть.
Товарищи моего детства, мои братья воюют. Отец, сестра, близкие — в фашистской неволе. А я, воздушный боец, отсиживаюсь в тылу. И эта неотвязная мысль нестерпима.
Как-то после тренировочных полетов ко мне подошел Гриша Усменцев. Участливо спросил:
— Ты что голову повесил? Здоров ли? Верно, устал?
— Да нет, Гриша, дело не в этом.