Меган больше не возражала. И к большому облегчению Мередит, на следующий день дети, как обычно, собрались вокруг нее. По правде говоря, ежедневное общение с ребятишками скрашивало ее одинокое существование.

Она решила поблагодарить Гленду.

Удобный случай представился скорее, чем она ожидала.

Однажды, обогнув угол пекарни, она с кем-то столкнулась. Это бьша Гленда. Они испуганно посмотрели друг на друга. Мередит поспешила заговорить, пока Гленда не убежала.

— Гленда, я должна поблагодарить тебя за то, что ты на днях сказала Меган… Для меня это очень важно, ведь, по правде говоря, общение с детьми доставляет мне огромную радость.

— Не меня надо благодарить, — холодно сказала Гленна. — Я всего лишь говорила правду. — Подхватив юбки, она хотела обойти Мередит, но та ее остановила:

— Подожди, Гленда! Я знаю, как ты ко мне относишься… ведь я Монро… но, поверь, я очень сожалею о том, что произошло с Нейлом! Прошу тебя, давай поговорим!

Гленда долго молчала. А когда заговорила, взгляд у нее был такой же страдальческий, как у Мередит.

— Ты не можешь перестать быть Монро, — тихо сказала она. — Как и я не могу стать другой. Никто из нас не может изменить того, что произошло. О чем же еще можно говорить?

О многом! — хотелось крикнуть Мередит. Однако Гленда не стала бы ее слушать. И никто не станет. Возможно, Гленда права: она навсегда останется вдовой Ней-ла, а Мередит всегда будет изгоем, дочерью Рыжего Ангуса. Ей было безумно тяжело, будущее не сулило ничего хорошего, и ей очень хотелось плакать. Опустив голову, она шла через крепостной двор, и вдруг перед ней неожиданно появилась маленькая девочка, судя по всему, только что научившаяся ходить. Ножки еще плохо слушались ее, и она, шлепнувшись на землю, громко заплакала. Мередит оглянулась вокруг, но матери нигде не было видно, и никто не спешил девочке на помощь.

Она подошла к малышке, взяла ее на руки, прижав к груди, и ощутила тепло маленького тельца. Она принялась ее успокаивать, бормоча всякие ласковые слова. Малышка перестала плакать и посмотрела на нее огромными синими глазами. У Мередит перехватило дыхание. Интересно, что бы она испытала, прижав к сердцу собственного малыша?

Что-то больно ударило ей в спину.

— Не трогай ее! — раздался мальчишеский голос. Мередит оглянулась, инстинктивно прижав к себе девочку, и увидела двух мальчиков лет десяти — двенадцати. Малышка у нее на руках снова принялась хныкать.

— Поставь ее на землю, слышишь? — крикнул один из них и снова бросил в нее камень, попав в плечо. Следующий камень просвистел мимо виска. Вдруг появилась какая-то женщина, которая, кажется, работала в прачечной.

— Отдай моего ребенка! — закричала она и, выхватив у нее из рук орущую девочку, быстро скрылась. Мередит потрясла ненависть, исказившая ее лицо.

Неожиданно откуда ни возьмись появился Камерон. Таким грозным она его еще не видела. Он схватил мальчишек за шиворот.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — рявкнул он.

— Мы всего лишь хотели научить ее уму-разуму, — заявил один из них.

— Мы не хотели причинить зла! — заскулил другой, растерявший свой боевой задор, когда оказался в руках вождя клана.

— Значит, вы не хотели причинить зла? — переспросил Камерон, выражение лица которого не предвещало ничего хорошего. — Я видел кое-что другое! Вы могли и в ребенка попасть камнем, так что не говорите, будто не хотели причинить зла!

— Но ведь она Монро! — завопил первый.

На дворе вдруг стало очень тихо. Все замерли, наблюдая сцену, разворачивающуюся перед их глазами.

— То, что я сейчас скажу, касается не только вас, приятели, но и всех присутствующих. Монро — злейшие враги клана Маккеев, но мы не сражаемся с женщинами и детьми, с теми, кто не может себя защитить! Если вы со мной не согласны, можете убираться отсюда!

Люди один за другим вернулись к прерванной работе. Кузнец снова застучал молотом. Где-то послышался пронзительный визг поросенка. Бакалейщик вытер руки о тряпку и занялся своим делом. Одарив мальчишек сердитым взглядом, Камерон отпустил их. Ребята тут же бросились наутек.

Потом он повернулся и взглянул на нее.

— Подойди, — сказал он.

Это была не просьба, а требование, с горечью отметила Мередит. Это чувствовалось по тому, как он упрямо выпятил челюсть, как стоял, слегка расставив ноги, как окаменели черты его красивого лица. Несомненно, он сейчас обвинит ее в том, что это она учинила весь этот скандал!

И тут Мередит не выдержала и расплакалась. Слишком много всего на нее обрушилось: Гленда ее отвергла, мать ребенка на нее накричала, мальчишки забрасывали ее камнями… Она оттолкнула его протянутую руку и побежала к главной башне.

Ругаясь себе под нос, Камерон бросился за ней. Чья-то рука легла на его плечо. Он остановился и увидел Игана.

— Она ни в чем не виновата. Малышка упала, и она ее подняла. А мальчишки…

— Я знаю, — резко оборвал его Камерон. — Я все видел.

Он зашагал следом за ней в башню. Снизу было слышно эхо ее шагов, когда она взбегала по лестнице.

Дверь в его комнату была закрыта. Камерон распахнул ее и остановился на пороге. Мередит стояла на коленях перед камином и раскачивалась взад-вперед. Ее плечи сотрясались от рыданий.

Она услышала его шаги и повернулась, торопливо вытирая слезы.

— Неужели ты не можешь оставить меня в покое? Так и будешь всегда меня мучить?

Ее нежные губы дрожали. Она всхлипывала, слезы текли по щекам, и ему стало очень жалко ее. Он выкрал ее из монастыря, он угрожал ей — и она все это время держалась храбро, но теперь, видимо, то, что произошло, ее сломило. Камерон не понимал, что с ним происходит. Ему хотелось защитить ее от всех, хотя она, как никто другой, не раз испытывала его терпение.

Ноги сами понесли его к ней, и он остановился рядом.

— Иди сюда, — тихо сказал он. Но на этот раз в его тоне сквозила нежность.

— Нет! — в отчаянии крикнула она. Она вскочила на ноги и оказалась в его объятиях. И, как всегда, почувствовала себя в ловушке. Она сжала кулаки и замолотила ими по его груди.

— Я ненавижу этот дом! — выкрикнула она. — Я не хочу находиться здесь! А больше всего я ненавижу тебя!

Слова. Это всего лишь слова, сказанные в запальчивости. Камерон заставил себя не обижаться и обнял ее, плотно прижав ее руки к бокам, чтобы усмирить мятеж, и некоторое время держал ее так, пока она не обмякла в его объятиях. Он отнес ее на кровать и прилег рядом.

Она уткнулась лицом ему в грудь и снова разрыдалась.

— Они меня ненавидят. Они обвиняют меня своими взглядами, шепчутся за моей спиной.

Он ощутил на своей коже горячую влагу ее слез. Видеть ее в таком состоянии было для него все равно что получить удар кинжалом в живот. Камерон презирал себя не меньше, чем она презирала его.