А выбор был невелик. Посылать вновь примкнувших к команде корабля людей было нельзя – они не ориентируются ни на местности, ни в обстановке. Их, если поймают, скорее всего, запросто повесят на первом попавшемся суку. Да и не найдут они ничего, и не знают, у кого расспрашивать.

Оставались только те люди, которые были товарищами Степана еще по пленению. Но далеко не на всех он мог положиться.

Ипат с Агафоном? У-у-у-у… Это еще вопрос, как они поведут себя, оказавшись вдали от корабля, на берегу. У них есть сильные поводы обижаться на Степана за многое. Не враги ли они? Может быть, что и нет, но не стоит это проверять сейчас.

Демид? Он вроде бы не должен был затаить ничего дурного в душе, но ведь больно уж хочет он попасть домой. Не драпанет ли он вообще, едва окажется на берегу? Достанет крестьянский зипун, дырявую шапчонку, возьмет в руки выструганный посох, да и побежит лесами-оврагами к себе в деревню. Больно нужно ему служить тут разведчиком…

– Пойдут Лаврентий с Лембитом, – в конце концов решил капитан. – Все разузнают и вернутся. А мы пока будем их тут ждать.

Рисковать Лаврентием совсем не хотелось, да и боялся за него Степан, но никого лучше выбрать не смог. Надежный друг: никуда не сбежит, обязательно вернется. Кроме него, у Степана никого больше нет на свете, да ведь и у Лаврентия, кроме Степана, – тоже никого.

Ну, а про Лембита понятно, он – почти что местный житель, ему в первую очередь и идти в разведку. Лембиту тоже подводить не резон: он ведь уже договорился со Степаном о том, что уйдет домой. Да и вообще хозяин Хявисте вызывал у капитана уважение своей основательностью.

Разведчики уплыли на лодке, и на корабле воцарилась атмосфера ожидания. От устья Наровы до самой Нарвы почти полдня пути, если идти пешком. А ведь еще нужно провести собственно разведку. И идти обратно полдня, так что раньше чем через двое суток Лаврентия с Лембитом не ожидали.

Команда хотела по этому случаю расслабиться, и пошли разговоры о том, что в трюме еще много недопитого пива и вонючего шнапса, а путь по морю был долгим, так что… Но Степан пресек эти мысли, заявив, что враг может напасть каждую минуту, и поэтому экипажу приказывается оружие держать наготове и запалы – зажженными.

Это была чистая правда, потому что, хоть парус с изображением Богородицы был опущен и не бросался в глаза со всех сторон, внимание ливонцев и шведов могла привлечь русская надпись на борту или еще что – мало ли бывает случайностей. А все время уповать на удачу – не годится!

Больше всех нетерпение проявляли два человека – сотник Василий и Марко Фоскарино. Василию не терпелось явиться к русским воеводам и доложить о себе, вновь начать службу московскому царю, а венецианский купец желал как можно скорее продолжить свое путешествие в Россию.

Два дня прошли на бриге в тревожном ожидании, а утром третьего дня Степан в подзорную трубу увидел, как от берега отвалила знакомая лодочка с двумя людьми. Слава богу, оба разведчика благополучно возвратились!

Известия, привезенные Лаврентием и Лембитом, казались утешительными. Русские войска вернулись под Нарву и вновь заняли крепость Ивангород. Брали ее штурмом, так что теперь в стенах имеются проломы, которые русские активно заделывают.

– Одним словом, все вернулось в прежнее положение, – с удовлетворением заметил Василий. – Две вооруженные крепости стоят напротив друг друга. Нам есть, куда идти.

Крепость Ивангород была построена прямо напротив Нарвской крепости еще при отце нынешнего царя – при великом князе московском Иване Третьем, и в ходе Ливонской войны неоднократно переходила из рук в руки. Когда русская армия чувствовала в себе силы, она пересекала реку Нарову и штурмовала Нарву, выжигая палисады. Когда сила оказывалась на стороне противника, уже тевтонцы с ливонцами при поддержке шведов лезли через Нарову и пытались выбить русских из Ивангородской крепости.

Лаврентий с Лембитом, проводя разведку, высадились на пологий каменистый берег в устье Наровы и, спрятав лодку, долго шли пешком по левому берегу реки до самой крепости Ивангород. Заходили на хутора, расположенные по берегу Наровы, и, прикидываясь рыбаками, спасшимися с затонувшего суденышка, расспрашивали об обстановке. Никаких подозрений у местных жителей разведчики не вызывали. Лембит был практически здешним жителем, а у Лаврентия хоть выговор был и не похож на эстонский, но его принимали за ижорца – тоже почти соседа…

Все кляли последними словами ведущуюся войну, которая уже много лет приносила убытки крестьянам и рыбакам.

– Когда уже кто-то из них возьмет верх? – сказал один старый хозяин хутора. – Нам все равно, кто это будет. Но пусть уже, наконец, восстановятся законы и порядок, и конница не будет топтать мое поле!

По слухам, русскими войсками руководил воевода князь Иван Хованский, и будто бы он, вернув царю Ивангород, ныне готовился к решительному штурму Нарвы.

– Самое время нам сейчас туда явиться, – сказал Василий. – Перед штурмом как раз наша помощь может очень пригодиться. Мы встанем с нашим бригом в устье Наровы и в самый решительный момент прервем сообщение крепости с морем.

Особенно обрадовался Василий, услышав имя воеводы Ивана Хованского.

– Я его знаю с детства, – пояснил он. – Наши поместья под Москвой почти что в одном месте. Князь Хованский – друг моего отца, они вместе ездили на соколиную охоту.

А перед охотой и после нее князь Хованский частенько заезжал в поместье к своему другу боярину Прончищеву и, случалось, качал на колене маленького боярского сына – Василия.

Какая удача встретить такого близкого человека!

К тому же Василий был горд тем, что не просто явится перед старинным отцовским другом и прославленным воеводой в качестве бежавшего из плена, а придет с высоко поднятой головой: он привел целый захваченный корабль с вооружением, а также привез сундук с громадным количеством золота, предназначавшегося ливонцам, а теперь доставшегося царю всея Руси!

Едва закончилось обсуждение привезенных разведчиками известий, как тотчас же Лаврентий подошел к Степану и, выразительно поглядев на него, потянул за рукав в сторону.

– Поговорить надо, – сказал он угрюмо.

Степан сразу же по возвращении друга заметил, что тот явно не в себе – угнетен чем-то и сильно подавлен. Видно было, что колдун хочет чем-то важным поделиться с ним, Степаном, но не желает, чтобы об этом знали остальные.

– Не случайно было мне вещее видение в священной роще, – сказал колдун, когда друзья остались одни. – Так я и знал заранее, и тебя предупреждал, что опасность близка. И все равно неожиданно получилось.

Уже на обратном пути, возвращаясь из-под стен Ивангорода, Лембит с Лаврентием заглянули в харчевню, расположенную возле самого берега Наровы на пути к морскому побережью. Заведение это держал старый знакомый хозяина Хявисте – Рейн с хутора Анде. Когда-то Лембит и Рейн вместе ухаживали за одной девушкой из зажиточной семьи. Вместе поджидали ее у выхода из приходской церкви, вместе танцевали вокруг костра на сельском празднике в Иванов день. Было это уже давно – в дни юности. Закончилось дело тем, что девушка сделала свой выбор и вышла замуж за Лембита, отвергнув Рейна. Сильно обозлился тогда Рейн, и даже до драки между парнями дело дошло, но обошлось без особенного кровопролития. С тех пор если и не стали они друзьями, то все же с течением лет боль и обида отвергнутого жениха улеглись. Из года в год, если доводилось Лембиту оказываться в этих местах, он непременно заезжал в харчевню к Рейну Анде, где они с хозяином мирно выпивали по пять глиняных кружек кислого деревенского пива, беседуя об урожае овса и ячменя, а также о том, где лучше забрасывать сети в устье Наровы.