Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вы все захотите провести со мной вечер. За чаем, или в парикмахерской, или просто оставите телевизор – фоном во время любых ваших дел. Но не переключите мою программу. Адель – и ее Гостиная. Уютное, надежное, правильное место!»
Она уже раздумывала над последней – самой эффектной и, возможно, самой завиральной фразой. Концовка, учили ее – что в журналистике, что в работе над собой – чуть ли не самое важное. Что бы такое представить и записать? Максимально яркое, запоминающееся?
Но в этот момент дверь в кабинет распахнулась, и Адель в отчаянии отбросила ручку.
Разумеется, явился супруг. Как всегда (в последнее время это случалось все чаще), некстати. Явно: только что проснулся. Волосы встрепаны, сам в небрежно запахнутом халате, зевает. На лице фирменная, снисходительная усмешечка:
– Все колдуешь?
– Дьявол, Гриша! – взорвалась она. – Сколько раз я тебе говорила?! Не врываться, если я закрываю дверь!
– Это мой кабинет, – небрежно отмахнулся муж.
– И не называй мой аутотренинг – колдовством! Я тебя тысячу раз просила! Это просто психотехника, спроси у Иннокентия Степановича, если не веришь!
– Но у тебя – когда бумажки свои пишешь – лицо, как у ведьмы! – ухмыльнулся он.
Подошел, покровительственно потрепал по щеке:
– Ладно, птичка моя, не злись. Кофейку мне лучше свари.
И шею вытягивает – силится разглядеть, что Адель написала.
Она поспешно перевернула листок. Вся просто кипела: всплеск чувств, оборванный на полуслове, даже хуже, чем вообще ничего.
Буркнула:
– Тетю Нину проси кофе тебе варить.
– Ох, Аделька, да что ты дерганая такая сегодня? – Он искренне не понимал. – Волнуешься, что ли?
– А ты бы не волновался? – сердито откликнулась она.
– Если б ты церемонию вручения «Оскаров» должна была вести! А то прямой эфир на местном телеканале. Тоже мне, челлендж!
Вечная его, самая любимая роль: снисходительный папочка. Играй, деточка, в свои игрушки, я не против. Но принимать их всерьез не буду никогда. Можно подумать, сам – оплот духовной культуры, сокровище нации. А на самом деле – автор песенок. Попса, три притопа, четыре прихлопа.
Но нельзя бунтовать против финансового столпа семьи.
Пока что все материальное благосостояние именно на муженьке держится. Квартира – просторная, четырехкомнатная – его. Машину ей тоже он купил. В отпуск на теплые моря возит, драгоценности дарит, против брендовых шмоток не бунтует, домработнице платит.
Потому Адель была вынуждена признать поражение – покорно вздохнула:
– Сварю я тебе сейчас кофе.
– Солнышко ты мое! – расплылся он.
Чмокнул ее в макушку.
Страшно всегда радовался, когда удавалось принизить жену, укротить ее норов. И, кажется, вправду думал, что он в очередной раз победил, супруга признала его главенство.
Адель давно уже с ним – самовлюбленным, косным и сексуально не слишком привлекательным – жила без радости. По-хорошему бы надо развестись, да еще, по возможности, кусочек имущества оттяпать, обзавестись собственной, пусть небольшой, квартиркой. Без денег, что муженек дает «на булавки», она обойдется – во-первых, не слишком тот щедр, а во-вторых, она и сама зарабатывает. Другое жаль. Ради мифической свободы терять статус. Все-таки Гришка, пусть не Чайковский, но композитор. Мотивчики его попсовые в их городке чуть не из каждой второй машины звучат. Популярность, соседи здороваются с пиететом. И в столице у мужа есть связи – тоже чрезвычайно полезно для ее далеко идущих планов.
А что жизни учит, высказывает свое мнение (всегда критическое) по поводу всех начинаний молодой супруги – раздражает, конечно, но, с другой стороны, даже приятно, что кому-то она небезразлична. В детстве-то, в школе, никто ею не интересовался. Попади она под машину – только подружки поплачут.
К тому же, если разведется – Иннокентий Степанович, наверно, больше ее видеть не захочет.
Иннокентий Степанович – Гришкин друг. Вместе с мужем когда-то в детский сад ходили, в школе учились. Сейчас тоже общаются. Заглядывают друг к другу в гости, вместе выпивают, вспоминают безумства молодости, обсуждают, как положено мужчинам, политику и женщин.
Казалось бы, что Адели до него? Иннокентий Степанович старше ее почти вдвое. Внешне невзрачен. Живет в месте романтичном – на скале, с видом на море, но домик – халупа халупой. Должность ничтожная – доктор в районной поликлинике. Одевается импозантно, но хороших рубашек у него, в отличие от Гришки, всего три (Адель пересчитала). Однако неожиданно для всех, особенно для собственного ее супруга, сложились у них очень теплые, доверительные отношения. Ничего сексуального, избави бог. Адель, может, не возражала бы. Но дядя Кеша – человек порядочный, никогда не позволит себе друга предать.
Началась их с Аделью симпатия на свадьбе. Гришка в торжественный день вел себя безобразно. В загсе-то держался соколом – нежно вел ее под ручку, растворял перед юной супругой двери. Зато в ресторане быстренько набрался и начал перлы выдавать – слушать тошно. Например, кричал одному из друзей:
– Ну? Какую кошечку я себе завел, а? Завидуешь?
А другому (очень пожилому, бедно одетому) назидательно втолковывал:
– Супружницу лучше всего бедную, молодую и глупую брать! Всегда тебе в рот смотреть будет!
А рядом жена того мужика стоит! Дама в возрасте! Естественно, все слышит!
Иннокентию Степановичу новоиспеченный муженек тоже толкнул речь про полную никчемность супруги. Снисходительно резюмировал:
– Только мордашка смазливая все искупает.
А Гришкин друг (хотя с виду тоже лопушок, типичный интеллигент) возьми, да смело ответь:
– Ладно, Гриша, не выделывайся. Эта девочка еще тебя за пояс заткнет.
Адель опешила. Муженек, кажется, тоже. Впрочем, быстро взял себя в руки. Расхохотался:
– Нет, Кешка, это ты брось. Умных жен я себе никогда не брал. Видно, планида такая.
Игриво ущипнул супругу за щечку и ушел под руку с одним из гостей.
Иннокентий Степанович остался подле Адели. Сочувственно улыбнулся расстроенной юной жене. Спросил:
– У вас образование какое?
– Университет дружбы народов, факультет журналистики.
– Серьезно, – оценил он. – Но работать вам Гриша, конечно же, запрещает.
– Пытался запретить, – кивнула она. – Но я все равно уже устроилась. На местный телеканал.
– Замечательно! – В его глазах засветился неприкрытый интерес. – Я искренне вам желаю сделать самостоятельную карьеру.
– Спасибо, – слабо улыбнулась Адель. – Я буду стараться.
Хотя пока дела у нее на работе шли совсем неважно. Диплом столичного университета никого особо не впечатлил: «Зато опыта у вас никакого!»