– Он не отпустит, – чуть успокоившись, сказала мама.

– А я и спрашивать не буду, – решительно сказала Мария, хотя особой уверенности не испытывала. – После испытания в девятом классе дают временное удостоверение, я могу выезжать в пределах Югороссии. Сяду на возок и приеду.

– Маша-Маша, – вздохнула мама. – Не надо отца злить, ты же знаешь, что будет.

– Да ничего не будет! – воскликнула Мария. – «Времянка» дает ограниченные права гражданина НоРС. Забыла, что я на правоведа буду учиться? Я все Гражданское уложение уже вызубрила.

– Конечно, не забыла, – Маше казалось, что мама там, далеко, улыбается. Стоит, наверное, у какого-нибудь дерева и отколупывает старую кору. Вот странно, она помнила ее лицо только по редким снимкам, которые не выкинул папа. Смутно помнила, какая она высокая и стройная. А длинные пальцы, которые отщипывают полоски-завитушки старой коры с сирени, до сих пор в памяти.

– Ты у меня умница, Машуля. Только отца не зли, ты же понимаешь – есть закон, а есть судебный обвинитель.

Маша закусила губу.

– А у тебя как дела?

– Да все хорошо, – вздохнула мама. – Все хорошо. Бабушка тебя целует-обнимает, хочет тебе варенья абрикосового передать, не знаю, получится ли.

– А работа? – перебила ее Мария. – Ты все там же, на этом дурацком складе работаешь? Бинты мотаешь?

– Машуль, ну что за выражения? – обиделась мама. – Нет сейчас работы в Винодельном, и это не склад, это лечебное производство. Мы на военных работаем, между прочим.

– Ага, – сказала Мария. – Весь мир давно на искусственную кожу перешел, а мы все бинты крутим и портянки мотаем.

– Все, Машка, хватит такие разговоры вести, – рассердилась мама. – Не нашего это ума дело, зачем военным бинты. Наши и без этой кожи всем жару дадут. Главное, заказы есть, работа есть…

– Ага. И хозяева твои вторую ладью в Туапсе прикупили. Хорошо, наверное, Ахмеду там.

– Да и пусть плавает, – отмахнулась мама. – Чем дальше от нас, тем лучше. Ой, все, меня зовут. Целую, золотце, обнимаю крепко-крепко. Все, трям, зайчик.

– Трям, мама, – сказала Маша, положила умник на столик. «Трям» – это из мультика, старого советского мультика про медвежонка, ежика и бочонок меда. Медвежонок хотел съесть бочонок, а ежик – сделать из него лошадку. В детстве Маша очень любила этот мультик.

Она не очень хорошо помнила, когда ушла мама. Она была, они смотрели мультики, читали – много читали, мама любила сказки Андерсена, они гуляли по набережной и кормили лебедей.

А потом вдруг мама исчезла, и с Машей стала гулять Галина Федоровна. Последний вечер, который она помнит, – мама расчесывала ей волосы и все время повторяла, что все хорошо, все в порядке. Что ей надо уехать ненадолго, потому что Машина бабушка сильно заболела и мама ей должна помочь. Но она скоро вернется, а пока они будут по умнику каждый день разговаривать. Маша не помнила. Наверное, она тогда плакала.

Поначалу так и было, мама каждый день с ней разговаривала, а Маша ей рассказывала, что случилось в саду или что они с Галиной Федоровной сегодня готовили. А потом мама все реже стала появляться. Маша просила, но папа сказал, что поехать к бабушке они сейчас не могут, Маше надо готовиться к гимнасию. Может быть, попозже.

Потом появилась Алина. И Маша все поняла. Она больше не разговаривала с отцом о маме, не просилась к ней – потому что каждый раз папа начинал сильно кричать. Маша его не хотела расстраивать, он и так на работе устает…

Мария спрятала серый умник, включила обычный.

– Есть обновления ваших подписок, – известила система. – Русло «Все для веселья», русло «Это русские!», русло…

– В топку.

– Русло «Хельга».

– А это выведи, – сказала Мария, села на кровать. По экрану поплыли строки, одна за другой, они находили краями друг на друга, сталкивались, как льдины. Спокойный монотонный девичий голос начитывал:

Циркуль круг в два счета расчертил,

Только линию никто не спросил,

Хочет ли она замкнуться в круг

Или стать горизонтом. А вдруг?

А вдруг?

– Сохранить, – сказал Мария.

– Безопасность русла не подтверждена ПОРБ, оно, возможно, имеет вредное для вас содержание разряда 16+. Обращаю ваше внимание, что эти вирши содержат запретные слова…

– Сохрани, – крикнула Мария, хлопнула отцовским допуском по подставке. – Достала, железка.

Погасила картинку, упала на кровать. К черту это сочинение – с Марфой она договорится, потом сдаст. Что-то было не так, внутри что-то сдвинулось, словно она начинала заболевать.

Мария спустилась на второй этаж, села в лечебное кресло. Дорогая штуковина, в гимнасии образец попроще будет. Если она заболевает, кресло выдаст подтвержденное решение, отошлет его в гимнасий, и про сочинение на время можно будет забыть. Поболеть дня два было бы совсем неплохо. И Федя помучается.

Кресло запищало, передвижная дуга просвета двинулась, замерцала. Маша прикрыла глаза, поморщилась, когда палец кольнула игла.

– Мария Шевелева. Быстрая проверка закончена. Уровень телесного здоровья – в зеленом поясе. Текущий уровень душевного здоровья – в границах зеленого пояса, наблюдается легкое расстройство уровня железистых веществ, возможна нестройность чувств. Советуем…

– Да замолкни, – Мария соскочила с кресла, хлопнула отказ.

«И поболеть не дадут».

– Галина Федоровна, я вернулась, – долетел снизу веселый голос. – Маша уже пришла? А почему никто не ел мою лапшу?

Мария сморщилась, бегом поднялась в свою комнату.

Денис не сразу понял, что изменилось в классе. Думал о будущем прогоне «Прометея прикованного», эти чертовы горы ему никак не давались. Все вроде на своих местах, вершины, лед, снег, скалы, орлы, блин. А все равно глубины не хватает, плоские они, как на картонке намалеванные. Он, как из учебной поездки вернулся, вместо сочинения засел изучать виды Кавказа. Всматривался, чертил на малом световом полотне наброски, ломал голову, как же выдать убедительную изобразительную картину. За сочинение сел только в воскресенье вечером, а лег за полночь. Так что в понедельник был слегка не в себе, не был на одной волне с классом.

Почему девочки переглядываются, а пальцы у них так и летают над светоплатами – куда быстрее, чем излагает учитель? Почему парни как струны – тронь, зазвенят? Почему Маша Шевелева сидит с лицом бесконечно изумленного человека, а Локотькова ехидствует?

– Эй, луч света в темном царстве, в чем дело?

– О, ты помнишь наших обозревателей девятнадцатого века? – восхитилась Катерина Федоровна. – Все-таки чему-то вас учат в Москве.