— Мерзавец! — сказал Боуз.

— Самый что ни на есть.

— Наверное, он за тобой следил. И имеет связи, иначе как бы он выяснил, кого ты навещаешь в… — как это называется?

— Комплекс проживания и ухода «Лайв Оукс».

— Там содержится твой брат?

— Да, Кайл.

— Ты не говорила мне про своего брата.

— Это не значит, что я что-то от тебя скрываю.

Он посмотрел на нее с интересом.

— У меня и в мыслях этого нет. Лучше скажи, ты ничего особенного не заметила, когда ездила туда? Незнакомое лицо, машину?

— Ровным счетом ничего.

— Что это был за голос?

— Я бы сказала, что он принадлежит мужчине в летах, хладнокровному… Пожалуй, это все. — Она надеялась, что в ее телефоне должен был сохраниться номер звонившего, и была разочарована, естественно. — Я даже не знаю, с чего он решил, что есть смысл пугать меня или шантажировать. Конгрив уже отнял у меня дело Оррина. Никакого решения как врач я все равно принять не смогу.

— Если тебя не скомпрометировать, ты остаешься для них опасной. Если дело дойдет до суда, ты можешь дать показания против Конгрива, а то и обратиться к властям и рассказать все, что тебе известно.

— Но без показаний Оррина…

— Сейчас эти люди вряд ли озабочены возможностью его выступления в суде. Их тревожит другое — то, что он видел на складе. Если он заговорит, это будет чревато федеральным расследованием. Объявить Оррина недееспособным — только первый шаг. Думаю, его накачают медикаментами и уберут с глаз долой. А то и вообще прикончат.

— Только не это! — прошептала Сандра.

— В лагере с ним может произойти все, что угодно, — тихо проговорил Боуз.

И был прав. Она знала статистику: всего за год в местном лагере жестоким нападениям подверглось человек пять-шесть, не считая смертей от передозировки наркотиков и самоубийств. По процентным показателям техасские лагеря были сравнительно безопасными: их обитателям грозило меньше опасностей, чем при жизни на улице. Но произойти и там могло все что угодно. Возможно, некоторым помогали уйти из жизни.

— Как нам их остановить?

— Не торопись. Присядь, — сказал ей Боуз с улыбкой.

— Посоветуй, как мне поступить.

— Мне надо подумать.

— Времени у нас в обрез, Боуз. — Решение судьбы Оррина в было назначено в пятницу, но Конгрив при желании может сделать это и раньше.

— Знаю. Но сейчас глубокая ночь, нам обоим надо поспать. Я останусь у тебя, не возражаешь?

— Обязательно останься.

— Если хочешь, мне сойдет и кушетка.

— Даже не думай.

* * *

За завтраком, сидя за кухонным столом и наблюдая, как Боуз с аппетитом уминает приготовленную для него яичницу, Сандра вспоминала, что вчерашний аноним говорил про Кайла.

— Как ты считаешь, моему брату мог бы помочь препарат долголетия?

Ночью, в темной спальне, она рассказала Боузу про Кайла и отца. Все время рассказа он не выпускал ее из объятий. Позволив ей договорить, он не стал произносить банальных слов утешения. Только молчал, ласково целуя ее лоб, и этого ей было более чем достаточно.

— Физические повреждения это устранило бы, но таким, как прежде, он бы не стал. Не вернулись бы ни воспоминания, ни навыки, ни сама личность.

Она вспомнила томограмму мозга Кайла, которую ей показал невролог в «Лайв Оукс» — пласты отмершей ткани, похожие на крылья страшной черной моли. Даже если бы эти участки удалось каким-то чудом оживить, они остались бы пустыми. После лечения Кайл стал бы обучаемым, возможно, даже заговорил бы, но все равно полное исцеление было немыслимо. (И даже выздоровев, он не стал бы Кайлом…)

— Это еще не все изменения, — продолжил Боуз. — Биотехнология остается в клетках человека навсегда. Некоторых это приводит в ужас.

— Потому что это технология гипотетиков?

— Совершенно верно.

— У Оррина написано, что марсиане в конце концов сами от этого отказались, — напомнила Сандра.

— Это все догадки.

— Мы так и не знаем, куда он ходил со всей этой писаниной до нас.

— Да, не знаем.

— Но это и не важно, ведь так? Главное, обеспечить ему безопасность.

Боуз помолчал. Сандра уже научилась уважать это его молчание, течение его мыслей. Она открыла кухонное окно, чтобы впустить свежий воздух, но вместо свежести их обожгло жаром, из окна пахнуло каким-то металлическим запахом.

— Меня тревожит, что это становится опасно для тебя, — проговорил Боуз.

— Спасибо. Я сама встревожена. Но по-прежнему хочу помочь Оррину.

— Ты уж меня прости, что я тебя во все это вовлек. Если ты не поступишь так, как подсказывает звонивший, то можешь вылететь с работы.

— Похоже на то.

— Не ты одна. Вчера меня вызывали к капитану, начальнику нашего участка. Он поставил меня перед выбором: либо я не вмешиваюсь в то, что происходит у вас в приюте, либо сдаю свой пистолет и жетон.

— Как я догадываюсь, ты выбираешь второе?

— О своей карьере я подумаю завтра. Нам надо вытащить оттуда Оррина пока что. Тогда они с сестрой смогут спрятаться и дождаться, покуда все стихнет.

— Надо, но как?

Он еще помолчал, размышляя.

— Ты совершенно уверена, что хочешь влезть в это еще глубже?

— Скажи мне, что надо делать, Боуз.

— Вариантов несколько. Например, вернуться и попросить прощения, сделать вид, что ты взялась за ум.

— Это твой план?

— Часть моего плана.

— Хорошо, допустим, я так и поступлю. Что дальше?

— Как только Конгрив уходит домой, ты звонишь мне. Я приезжаю, и мы с тобой решаем, как вызволить Оррина.

«Головная экспедиция» — название, на котором настоял Оскар, — состояла из полусотни человек. Это были в основном солдаты, а также полдюжины штатских менеджерского сословия и дюжина ученых и техников. В нашем распоряжении был летальный аппарат, достаточно большой, чтобы вместить всех нас со всем снаряжением.

По словам Эллисон, таким летательным аппаратом мог управлять всего один пилот, подсоединенный к Сети. Сеть предоставляла ему доступ к приборам управления. Собственно, корабль пилотировал сам себя, его автономные подсистемы диктовали летчику намерения. Все поверхности кабины были заняты панелями управления и дисплеями. Происходящее за бортом представало в виртуальных иллюминаторах, один из которых красовался напротив скамейки, где сидели мы с Оскаром.