Незнакомцы нахмурились. Потом первый все же нехотя процедил:

– Мало нас, мужиков-то, в Усове… Мы вот с Лёхой, да ишшо двое. Хошь и уроды все, зато с руками-ногами. Остальные – кто хвор, кто стар. Нас убьют – бабы одни останутся… Не сдюжат. И так-то еле тянем.

– Да это я так, – смутился мутант, – я ж без упрека. И сам считаю, что зря они это затеяли. Ты правильно говоришь: придут из Устюга другие храмовники – будут мстить. Достанется и правому, и виноватому. Я бы даже на вашем месте пока в лес подальше ушел, отсиделся.

– Говорю ж, у нас старые да хворые, – сердито ответил мужик. – Куды с имя? Да скотина какая-никакая. Не бросать же?… Авось, не тронут нас храмовники на сей раз…

Второй мужчина, Лёха, услышав последнюю реплику своего товарища, заметно посмурнел.

– Что значит «на сей раз»? Уже, что ли, трогали? – спросил Глеб.

– Да было дело… – покосился на приятеля старший мужик.

– В то лето кралю мою убили, – хмуро пояснил Лёха, – Олюшку… Жониться аккурат осенью собиралися.

– А… за что?…

– Не понравилось им, что умная шибко! – не выдержав, влез первый мужчина.

– Погодь, Борис, я сам, – остановил его второй. И пояснил: – Она книжку читала, когда те заявились.

– Книжку?!.. – удивленно воскликнул Сашок. – Она умела читать?…

Мутант пихнул парня в бок и возмущенно шикнул на него. Однако Лёха на беспардонность Сашка ничуть не обиделся.

– Умела… Научила ее мамка на беду. Книжки в голбце прятала…

– Почему прятала? – не понял Глеб.

– Так нельзя ить, – ответил за Лёху первый мужик, Борис. – Таки вот правила храмовники нам поставили: детей нельзя, читать нельзя, стрелять нельзя… Тока помирать и можно.

Про запрет для «диких» на грамотность мутант услышал впервые и сначала удивился, но потом все же сообразил, что сделано это было, по логике храмовников, вовсе не зря. По деревням могло остаться какое-то количество книг – и кто знает, каких именно. Вполне возможно, что и тех, где речь идет о борьбе за свободу. Да хоть и просто о счастливой жизни, или, наоборот, о войне. Если «дикий» грамотный, то он прочтет это, задумается, сделает выводы, поделится ими с остальными. А там… Все может стать той искрой, которая разожжет большой пожар. Но и эта причина была не единственной для такого запрета. Ведь тот, кто умеет читать, может и что-то написать. А написанное передать другим. Тот же призыв к действию, например. Появился, скажем, где-то такой вот свободолюбивый и умный «дикий». Придумал некий план действия, да к тому же язык у него подвешен так, что может других убедить. Но ходить по деревням и селам самому – это долго. А так написал все, что нужно, десять, двадцать или сколько там раз – и разослал гонцов по деревням, чтобы все это прочитали.

– А что ваша Оля читала, когда ее… – снова вылез Сашок и опять получил тычок в бок локтем.

– Да я и не знаю, как правильно и сказать-то, – почесал в затылке молодой мужик. – Мутро-нутро какое-то… Чо-то сказывала Олюшка, да не все сразумел я. Будто тож тамока где-тось радияция, как у нас. А люди под землю спрятались, вроде как наши храмовники. Тока они это и зовут то ль мутро, то ль нутро…

– Коли под землей, так, выходит, что нутро и есть! – высказал свое мнение и Борис.

– Олюшка будто «мутро» называла… Ну да што!.. Тока в том мутре-нутре не всякому баско жилось. И тамока тож всяких хватало, как у нас… Вроде как и морозовцы, и храмовники, и мы, «дикие», – тока звались по-другому.

– А может, там правда написана? – шепнул Сашок Глебу.

Мутант пожал плечами. Рассуждая логически, никто бы после Катастрофы не смог написать, сделать и доставить сюда книги. Если только откуда-то совсем неподалеку… Не из Устюга, конечно, и не из Лузы, из более крупного города. Из Вологды, из Котласа, из того же Архангельска, если там, конечно, кто-то уцелел… Больше почему-то он никаких городов вспомнить не мог, что было, в общем-то, весьма странно. Впрочем, его теперешняя память вообще относилась к прошлому весьма избирательно.

– Моя Олюшка-Заюшка ить не тока читать умела… – между тем вздохнул Лёха. – Она даже эти… стиши придумывала.

– Стихи?… – поразился теперь и Пистолетец. Что любопытно, при этом он даже невольно поправил исковеркавшего слово мужчину.

– А вы помните что-то из ее стихов? – стало любопытно и Сашку.

– Чо-то помню… – задумался Лёха. – Тока она все больше про любовь… Эти я вам сказывать не стану… – тут он даже слегка покраснел. Потом сказал: – Но вот есть и такое… – Мужчина прокашлялся и выдал – с таким чувством, что у Глеба даже мурашки под шерстью забегали:

Часы отбивают минуты,

Часы отбивают дни,

Дни, когда мы одни.

Хочется что-то сменить;

Мир, не хочу жить.

Смерти я не боюсь,

За жизнь совсем не держусь.

Жизнь – это сон,

Проснусь…[11]

«Ничего себе! – подумал мутант. – Вот это да! Какие, оказывается, бывают “дикие” – кто бы мог подумать… Жаль, очень жаль эту девушку – такой талант погиб!.. Но смерть-то свою, судя по этому стиху, она предчувствовала, да и жить так, как жила, не особо хотела… А может, и правда только в смерти от такой жизни и проснулась».

Вслух же он ничего не сказал. Потрясенно молчали и Сашок с Пистолетцем.

– Што, не баско?… – настороженно спросил раскрасневшийся Лёха.

– Очень хорошо, – ответил Глеб. – Умницей была твоя Олюшка. Ты помни ее всегда, не забывай. И стихи ее помни и другим рассказывай. Даже те, что про любовь. Ведь пока ее мысли звучат – значит, и она как бы еще жива.

Взгляд молодого мужчины просветлел.

– Так и стану делать, – сказал он. – А этим… этим я ишшо за мою Заюшку отомщу! Хошь одного гада да угроблю. Ужо, придет час…

Когда путники тронулись дальше, старший мужчина, Борис, окликнул вдогонку:

– Слышь, ты, мохнатый! А пошто ты страшный такой?

– А чтобы боялись, – не оборачиваясь сказал Глеб.

Обойдя стороной Усов Починок и необъяснимым внутренним чутьем уловив близкое присутствие реки, Глеб все же решил устроить недолгий привал. Не столько для отдыха, сколько для рекогносцировки. К счастью, карта, хоть и обугленная по краям, и прожженная в нескольких местах, в целом оставалась пригодной для использования.

Глеб расстелил ее прямо на земле, сам уселся на мох перед ней. Пистолетец и Сашок пристроились рядом.

– Мы где-то здесь, – ткнул пальцем мутант как раз в проделанную огнем дырочку. – Вот он, Усов Починок, мы его только что прошли.

– Ага, – поддакнул Сашок, – а вот тут как раз Луза в Юг впадает. И Гаврино – вот оно.